Алена Василевич - Сестра Марата

- Мой брат где-то в партизанском отряде. Марат Казей...

- Марат?! Марата мы знаем... - заметно смягчился усатый.

И вот, наконец, лес!

Костёр. Над костром - котёл. А дальше "улица" - с обеих сторон землянки. И надо всем этим по-зимнему белая шапка старых сосен...

Первым Ада в лагере встретила Марата. Маленький, в форменной армейской шинели, с котелком в руках, он бежал на кухню...

- Марат!

- Ада!

Взвод спал. Но только появилась Ада, сон как рукой сняло.

- Ура! Нашего полку прибыло! Хлопцы, девчата! Ада пришла.

И принялись тут же Аду "обмундировывать". Кто дал свои запасные портянки, кто принёс ботинки.

Вечером Аду вызвали в штаб.

- Устроилась? Нравится у нас на даче? - пошутил начальник штаба и перешёл к самому главному: - А теперь скажи, почему ты пришла к нам?

У Ады не нашлось слов. Она только и смогла сказать:

- Я пришла... чтобы быть со своими людьми...

- Хорошо, - сказал начальник штаба, - будешь со своими людьми, будешь воевать.

И Ада воевала. Мыла и ремонтировала партизанскую одежду. Дежурила на кухне. А потом наравне с парнями и мужчинами стояла по двенадцать часов одна, в лесу, в секрете. Ходила в разведку и на "железку", сидела в засаде, с оружием в руках встречалась с врагом... Было и трудно, и страшно. Но в этом она даже сама себе никогда не признавалась. Ей тогда, в восемнадцать её девичьих лет, казалось, что самое главное ещё где-то впереди, что героические дела и подвиги, которых жаждало её сердце, ещё будут, будут...

...Под Новый, 1943, год немцы блокировали Станьковский лес, окружили его со всех сторон. О том, чтобы принять бой, нечего было и думать. И командование отдало приказ покинуть лес в организованном порядке.

Трудно выходили из блокады. Голодные, плохо одетые и обутые люди вынуждены были залечь и пролежать, закопавшись в снег, с утра до ночи. А тут ещё как раз ударил мороз с ветром. Люди замерзали. Пролежала весь день в снегу и Ада. Попыталась погреть онемевшие ноги - постучала узкими хромовыми сапогами, но на неё прикрикнули: никакого шума! И она больше не шевельнулась до наступления ночи.

Ночью партизаны попытались прорваться к соединению, действовавшему в Копыльском районе, но были обстреляны немцами. Ада упала в яму, наполненную водой. А когда выбралась из ямы, вокруг не было ни одного человека... Всю ночь блуждала Ада по лесу. Утром вышла на дорогу, которая привела её к маленькой деревушке. В крайней хатке хозяйка накормила Аду картошкой больше ничего не было. В соседней хате Аде дали лапти и тёплые шерстяные чулки... Но сама она переобуться уже не смогла. Пришлось хозяину разрезать ножом голенища сапог, а потом чуть ли не силой отдирать их от обмороженной кожи...

- Э, голубушка, да ты же загубила свои ноги! - И сейчас же приказал невестке принести с улицы снега.

Но ни растереть хорошенько ноги снегом, ни задержаться в этом тёплом доме Ада не могла: каждую минуту могли зайти немцы или полицаи...

Снова набрела на хутор, снова добрые люди накормили и обогрели её, снова перевязала она свои искалеченные ноги...

Через неделю кое-как добралась назад в Станьковский лес, к своему разрушенному лагерю. Здесь её радостно встретили друзья-партизаны.

...После этого Ада две недели ещё держалась и даже на задание ходила на своих обмороженных ногах... Других ещё лечила, другим перевязывала и смачивала риванолом и гусиным жиром обмороженные руки и ноги... Наконец не выдержала, свалилась. И когда показали её бригадному хирургу, было поздно...

- Ампутация! - больше Ада уже ничего не слышала.

Теряя сознание, лишь успела подумать, как о чём-то чужом и далёком: "А говорили, у меня красивые ноги... Номер 34..."

Когда вновь вынырнула из этого бездонного забытья, спросила совсем о другом:

- А теперь куда меня?..

- Ты боец, партизанка и останешься в своём отряде...

И если б не эти дорогие слова, если б не преданная партизанская дружба, кажется, никогда бы не выжила...

Отправить Аду самолётом в Москву командование смогло через полгода, когда добрались до воспетых Купалой Сосен на Любанщине. Неподалёку от Сосен находился партизанский аэродром.

Командование отправляло в Москву учиться в Суворовском училище и Марата. Но Марат и слушать об этом не хотел.

- Из своего отряда я никуда не уйду до конца войны!

На Большой земле пошли один за другим госпитали, пошли одна за другой операции...

И вновь, только потому, что вокруг были друзья, жажда жить, жажда вновь вернуться в строй преодолели и физическую боль, и душевную.

В госпитале Ада окончила девятый класс, окончила курсы счетоводов, помогала санитаркам и сестрам в палатах и на кухне, писала за тех, кто не мог сам писать, письма домой, приносила из библиотеки и читала в палатах книги. Новички, только поступавшие в госпиталь, ласково называли её сестрицей...

В 1945 году Ада вернулась в родное Станьково. Не было мамы. Не было уже и Марата. Не дождался он победы, погиб в неравном бою с врагом...

К тёте, где жила теперь Ада, ежедневно приходили соседи, жалели Аду... И это было тяжелее всего. Ада понимала, что это может погубить её... И, чтобы заглушить отчаяние, стала искать себе какое-нибудь занятие, начала шить, встречаться с молодёжью, даже ходить на танцы! Потом работала телефонисткой на почте, комсоргом колхоза, корректором районной газеты. Но всё это было ей не по душе: она чувствовала, что её сердце жаждет чего-то иного...

И Ада поехала в Минское облоно.

Ей сказали:

- Мы можем дать вам направление в школу. Учиться вы будете заочно.

- Но я же не знаю, как учить...

- Зато вы знаете, чему учить... А впрочем, поступайте в пединститут на стационар.

И Ада поступила и окончила Минский педагогический институт имени Горького.

Ариадна Ивановна Казей живёт теперь в Минске и работает в 28-й средней школе. Преподаёт родной язык и литературу.

Ей присвоено почётное звание Героя Социалистического Труда.

Выросли дети, и у неё бегают уже внуки...