Евгений Велтистов - Глоток Солнца

Я вдруг увидел грязно-белое пятно там, в черноте ночи, над головой Карички. Я узнал его и вскочил:

- Было! Я видел!

Я стал говорить сбивчиво, торопливо - мысли опережали язык; я знал, как это сейчас важно: внезапно изогнувшийся луч прожектора и молчание стоявшей на помосте Карички. Не помню, что спрашивал Питиква, я видел только его глаза, только их я слушался сейчас. А потом я увидел Каричку: она лежала на постели и задумчиво смотрела на меня с экрана. Кто-то сказал, что она здорова, но я-то понимал, как ей тоскливо на этой больничной кровати.

Все. Теперь я знал, что мне надо делать. Бежать к моему датскому принцу.

Когда мы спускались по лестнице к стеклянным дверям и Аксель сказал мне: "Отдыхай. Послезавтра в шесть. Поедешь со мной", - я очнулся и стал вспоминать, чем кончился Совет. Кажется, Бригов, заключая собрание, сказал: "Это облако, кем бы оно ни было, бросает вызов нашему пониманию природы..."

Совет решил его преследовать.

4

Я вызвал Рыжа.

"Рыж, Рыж, - говорил я, - маленький всемогущий Рыж. Почему тебя не было рядом? Как я мог забыть о тебе!"

"Рыж, Рыж", - твердил я, пока он бежал ко мне, и я ясно видел, как он бежит. По мокрому асфальту - синоптики только что промыли город, по мокрым газонам - Рыжу все нипочем. Скачет через ленты пустых дорог, ныряет в кустарник изгородей. Крепкий, длинноногий, большеголовый. А когда надо, пролезет в любую щель.

- Рыж! - сказал я сразу, как только он вырос на пороге. - Я так и не видел Каричку.

- Она спит. - Рыж всегда все знал. - А ты спал?

- Ну конечно. Ночью меня не пустили. А сейчас еще рано.

- Хочешь, проберемся в дежурку? - В его темных упорных глазах такие же, как и у Карички, золотые ободки; они то больше, то меньше - смотря, что он придумывает.

- Нет, Рыж. Я хочу не на экране, а так. Понимаешь?

Кажется, до сих пор я не говорил с ним так о сестре. Он кивнул. Задумался.

- Пойдем, - сказал он.

Рыж привел меня в большой двор. На газоне лежала легкая металлическая площадка - круглая, как тарелка, и с поручнями. Я видел такую впервые наверно, ею пользовались для мелкого ремонта зданий, а Рыж даже знал, как она управляется. Откинул сиденье, выдвинул щиток, стал крутить какие-то ручки. Трин-тра-ва! - вдруг беззаботно весело прозвенела наша тарелка. Трин-тра-ва! - и поднялась над газоном. Трин-тра-ва! - медленно и торжественно вынесла нас на улицу.

- Чего она раззвонилась? - спросил я.

- Так устроена.

- Мы разбудим весь город.

- Давай поднимемся выше, - предложил Рыж и поднял площадку над крышами.

Солнце косо смотрело на город, начиная свою обычную игру с тенями: бросило длинные прохладные пятна, чтоб постепенно поедать их, чтоб ворваться в открытые окна, засверкать в воде, в стекле, металле, высветить каждый уголок. Под нами бегали по упругой траве спортсмены, на крышах бросались с вышек в голубые чаши ныряльщики, высоко взлетали мячи и брызги. Рыж вертел своей золотой макушкой, и я догадался, как ему хочется спуститься и погонять мяч.

- Я тебя поднял с постели?

- Что ты! - обиженно сказал он. - Это они так поздно встают. - Рыж боднул головой, указывая вниз, не выпуская ручек управления. - Ты не волнуйся. Я, когда бежал к тебе, размялся. И забил пять голов. Правда, в пустые ворота.

Он осторожно подвел площадку к окну на пятом этаже. Перила коснулись подоконника, я увидел спящую Каричку и испугался, что она проснется. Ее лицо дышало таким глубоким спокойствием, что было бы величайшей дерзостью спугнуть сон, а эта глупая тарелка все трезвонила за нашей спиной. Я махнул Рыжу и даже оттолкнулся от стены, но успел положить на подоконник прозрачный черный шарик. Если смотреть сквозь него на свет, увидишь Галактику, и она будет вращаться, как ей положено: маленькое фейерверочное колесо, сотканное из миллионов искр.

Мы пристроились в холодке под деревом, выключили машину, чтоб не трезвонила. Улеглись на траве и разговаривали.

- Мама вчера испугалась. Заплакала и ушла, - рассказывал Рыж. Мартышка никого не узнала.

- Рыж, не называй ее так.

- Ладно. Хотя ей нравится.

- А ты?

- А я ходил под окнами и свистел. Ходил, ходил - даже надоело. Потом смотрю - Каричка выглядывает. "Ты чего здесь торчишь?" Это она мне. А я говорю: "А ты чего всех расстраиваешь?" Она делает большие глаза и говорит: "Я даже не знаю, почему я здесь. А где мама?" - "Ну где мама дома. Поговори с ней по телефону". Ну, она поговорила, я слышал, а потом мы еще долго болтали.

- О чем?

- О том о сем, - уклончиво сказал он. - Хохотали в основном.

- А мама? Успокоилась?

- Не, опять плакала. - Рыж подумал и нахмурился. - Странные эти взрослые. Например, я куда-нибудь иду. Она говорит: "Куда?" Я говорю: "Никуда". - "Зачем?" - "А низачем". Она сердится, хотя я говорю правду. Ведь я еще не придумал, куда я иду и зачем.

Я рассмеялся.

- Ты фантазер.

- Тебе хорошо, - сказал Рыж. - Что хочешь, то делаешь. Никакой опеки.

- Это верно, - согласился я. - Если не считать учителей в школе, я сам по себе уже семь лет.

- Скажи, а почему родителям надо все объяснять, как маленьким?

- Я думаю, они иногда забывают, что не все можно выразить словами.

- Я это часто замечал. Даже иногда легче написать и решить уравнение, чем найти слова.

Рыж задумался. Длинные его ресницы нацелились в небо, как боевые копья. Рыж думал.

- Скажи, - он перевернулся на живот, стал разглядывать травинки, - это правда, что раньше люди думали, что и в космосе, и в атоме те же самые законы, как и у нас, в обычной жизни?

- Правда.

- А почему?

- Потому что еще не знали как следует микромира и макромира. Не знали, что определенные законы природы действуют до определенных пределов, что у космоса и частиц свои особенные законы.

- Какая простая мысль! - презрительно сказал Рыж.

- Рыж, ты поросенок, - не сдержался я, и он удивленно повернул голову. - Когда ты родился, физики уже пересчитали элементарные частицы, и были уже гравилеты, и ракеты, и сверхсильные телескопы, и астрономы уже спокойно гуляли по далеким звездам, а мой отец первый раз полетел на Марс. А раньше ничего этого не было.

- Да, - признался он, - я забыл, что сто лет назад не было сверхсильных телескопов... Ты знаешь, Март, я иногда вижу космические лучи. В темноте, когда зажмурюсь, вдруг трах! - и пролетает какая-то точка. И тогда я начинаю думать: кто она, откуда прилетела и сколько вообще всяких лучей проходит через меня каждую секунду, а я их не замечаю... И еще... еще мне кажется, когда вот так прищуришь глаза, увидишь что-то такое, что никто не видел. Никто и никогда. Понимаешь?

- Ты будешь ученым, Рыж.

- Нет, - сказал он, - я хочу, как ты, на гравилете. Ну, поехали?

Беззаботно позванивая, мы поднялись к распахнутому окну на пятом этаже. А там уже стояла Каричка в голубой пижаме.

- Это кто мне подкладывает галактики, кто звонит под окном? - строго спросила она, хотя глаза ее лукаво улыбались. - Я больна, мне нужен покой, мне нужна тишина.