Евгений Велтистов - Глоток Солнца

- "Физика, физика"! Почему ее нет в твоих картинках? - Рыж начинал злиться.

Я знал, что он хочет найти какое-то подобие облака в описаниях фантастов. И не находил.

- Вообще фантасты многое предвидят, - сказал я. - Ну, а другие говорят: всякая мудрость - это мудрость после происшедшего события.

- Значит, здесь ничего похожего нет? - повторил Рыж.

- Нет. Ты же знаешь о странных значках, которые появились однажды на экранах телевизоров. Все думали, что это первые сигналы из космоса. Это были просто помехи.

- Идем, - решительно сказал Рыж.

Я подождал, пока он простятся с Симом, выключил машину.

Они простились дружелюбно, только что не пожали друг другу руку.

5

Рыж младше меня на шесть лет, но иногда мне кажется, что мы с ним во всем равны. А бывает, я перед ним - будто малыш, а он мудр, как маленький старичок-профессор. Он любит старину, особенно старую технику, и нередко предлагает мне:

- Давай путешествовать. Ну давай узнаем все про автомобиль!

Мы сидим в его комнате. Вечер. Темный квадрат окна. Тихо. В углу стоит выключенный "Репетитор" - друг школьника, как называет свою домашнюю электронную парту Рыж. На столе и на полу разбросаны книги, альбомы, блоки разных машин. Рыж, видно, что-то чинил или конструировал. Мягко светятся стены, незаметно для глаз меняя причудливый узор; стоит вглядеться в их изменчивый рисунок, и сразу находишь решение трудной задачи или уносишься в далекий мир.

Я люблю сидеть у Рыжа просто так. Но сейчас мы будем узнавать про автомобиль, и я, подняв трубку, вызываю Центр Информации, диктую просьбу. Сейчас в эту комнату ворвутся звук и движение.

- Смотри, какая неуклюжая! - В голосе Рыжа восхищение. Он останавливает изображение на телеэкране. - Вот мы ее посмотрим. Повернем боком, вот так.

Он дышит в экран, взмахивая удивленно ресницами, вскрикивая порой, а мне видится, как он бережно держит на раскрытой ладони то серебристую трубку ракеты, то неуклюжий, как динозавр, экскаватор, то мерцающий таинственно-кристалл счетной машины. В нем столько нежности, доброты, что я говорю себе: вот таким должен быть человек среди техники, человек нашей техносферы, который шагу не может сделать, чтоб не наткнуться на твердый бок машины. И она для него не безразличный предмет, а живая мысль, облаченная в современные доспехи, может быть, даже произведение искусства.

- Рыж, да ты доктор техники!

Он сердится, говорит: "Да ну!" А через минуту, увидев людей прошлого века:

- Это Они делали для нас!.. Верно, Март?

Лицо его строго печально: он Их жалеет.

Можно сделать круг и вернуться в ту же точку пространства.

Но время необратимо.

Он будет психологом машин, говорю я уже не вслух, а себе. В этих словах нет ничего таинственного, вернее сказать - в них столько же таинственности, сколько в слове "инженер" или "программист". Достаточно взглянуть на Рыжа.

- Я вот читаю в разных книжках: "гений", - говорит он. - Скажи, Март, кто это - гений?

- Человек. Обыкновенный человек. По-моему, так. Он больше других любит свое дело. Посвящает все время. И успевает больше других.

- Я знаю: Мусоргский, Толстой, Винер, Лапе, - вспоминает Рыж. - Но так было раньше. А теперь у всех много дел, все учатся в трех институтах.

- Давай по порядку, - предлагаю я. - Ты слышал, как в прошлом веке наука чуть не задохнулась из-за обилия информации?

- Нет, - мотает головой Рыж.

И хотя я вижу по его глазам, что он хитрит, рассказываю. Как давным-давно человечество, выпустив из бутылок великих джиннов, именуемых наукой, экономикой, образованием, не могло с ними справиться голыми руками. Ни один ученый не мог знать всего, что ежеминутно, ежечасно появляется в его области знаний. И тогда люди придумали счетно-электронные машины. Машины появились в школах, на заводах, в институтах. Их было очень много, и они считали в миллионы раз лучше ученых, но гораздо быстрее росла лавина новых вопросов, задач, проблем. Это было тяжелое для планеты время. В капиталистических странах безработица, сокращение образования, кризисы.

- И где был выход? - спрашивает Рыж.

- Для капитализма, конечно, не в машинах.

- Я знаю, - говорит он. - Читал про капитализм в книжках и третий год изучаю историю. Ты скажи про принцип. Как изменились машины? Как они справились с потоком информации?

- Принцип такой: раньше машине очень подробно объясняли, как надо решать задачу. Теперь говорят только, что надо делать. Понимаешь ты разницу между "как" и "что"? Как - объясняют неучу, что надо делать говорят специалисту.

Мы подключаемся к Центру, разглядываем и обсуждаем разные конструкции электронных машин. Они рождались в то самое время, когда не только ученые - все люди горячо обсуждали своих помощников. Одни возлагали на них слишком много надежд, рисуя будущее голубыми красками, другие уже не верили в чудеса, тем более от железных коробок. Но ученые и инженеры делали автоматы, подобные человеческому мозгу. Строили точно и смело. А потом кабели оплели всю Землю, и родился гигантский электронный мозг Единый Вычислительный Центр.

- Рыж, - говорю я после просмотра схем. - Да ты разбираешься в них лучше меня. Зачем же ты спрашиваешь?

- Чтоб уточнить свою позицию, - ответил он совсем по-взрослому. - Это полезно. Чтоб знать, что я не мыслю по-старому. - И неожиданно спросил: Как ты думаешь, я могу стать современным гением? Сразу в трех науках?

- Можешь.

- Почему? Я даже не Винер и не Чайковский.

- У тебя просто другая фамилия. Но ты имеешь перед ними преимущества.

- Какие?

- Свободное время - раз. Новая система обучения - два. Накопленные знания - три. Историки говорят, что раньше только гении знали столько, сколько сейчас обычный человек.

- Значит, у нас все гении?

- Все - обыкновенные гении, - в тон ему сказал я.

- Ну, серьезно. - И Рыж проглотил улыбку, сразу стал серьезным.

- Хорошо, серьезно. Я не очень в этом разбираюсь, потому что не очень интересовался, как учились в прошлом веке, но знаю, что тогда люди использовали лишь половину мощности своей памяти. Потом была вторая машинная революция. Это очень сложно - десятки отраслей биологии, медицины, кибернетики... Проще будет сказать, что все науки всерьез взялись воспитывать и растить человека.

Тут я поймал себя на мысли, что еще чуть-чуть, и я начну говорить красивую речь и никогда не остановлюсь. Я рассердился и заорал:

- Да что ты, в самом деле, пристал ко мне, Рыж! Разве тебя мало гоняют на уроках?

- Гоняют! - обрадовался Рыж. - Еще как! А потом мы все равно боремся! Давай?

- Давай.

Мы колесом покатились по полу, и когда он уселся на мне верхом, то спросил:

- Просишь пощады?

- Пощады?..

- Ах ты! - закричал он, и мы покатились опять. Теперь он был внизу. Тихо! - приказал он шепотом.