Евгений Велтистов - Глоток Солнца

- Опыт еще не окончен. Рано делать выводы.

- Или поздно, - подумал я вслух. - Там, на "М-37", когда вы столкнулись с облаком, вы уже знали, что оно будет нападать на нас?

- Ах, вот оно что... Нет, не знал.

- Почему вы не предупредили Совет? Струсили?

- О чем ты говоришь! - закричал Гарга, выходя из себя. - Твой Совет сидел в уютных кабинетах, когда я один на треклятой космической станции, один во всем космосе, увидел эту сверкающую штуку. Пока мы налаживали переговоры, я насмотрелся таких картин, каких не увидит никто, никогда, ни один сумасшедший. Я был для него первым человеком, а оно для меня - первым настоящим помощником. Я, именно я первый договорился с ним по радио, и мне ничто не было страшно, потому что моя цель была достигнута: моя биомашина работала. Случай, совпадение обстоятельств, - энергия этого дьявольского шара и моя машина, - но она ожила, она работала! Ты это понимаешь - что значит достигнутая цель?!

- Да, понимаю! - Я тоже сорвался на крик. - Но ведь есть еще благоразумие!

- Благоразумие! В твоей жизни наступит момент, когда ты пошлешь к чертям всякое благоразумие и поверишь в свои идеи!

- Это предательство! - сказал я тихо, но твердо. - Вы за это ответите.

- Не забывай, что ты - мой сотрудник. И тоже разделишь ответственность.

- Я ничего не забыл... Но вы... вы никогда не посмеете облучать людей насильно!

- Насильно? - Гарга рассмеялся. - Война маленького острова со всем миром? Не думаешь ли ты, что я сошел с ума?

- Тогда откройте остров для всех!

- Это дело облака, - устало сказал дядя. Он сел, обхватил голову руками. Кажется, он понимал, что ловушка захлопнулась.

- Прикажите ему! - потребовал я. - Или вы тоже подопытный?

Дядя в бешенстве вскочил.

- Хорошо, я - подопытный, - хрипло сказал он. - И это мое дело... Но какого черта сюда лезет Совет! Что ему нужно! Неужели непонятно, что облако не будет перестраивать Землю?

Я подошел к нему вплотную, сказал:

- А если вернутся те девятьсот?

Он побледнел.

- Кто ответит за плен Сингаевского? - спросил я его.

Он молчал.

- За разбитые гравилеты?

Он молчал.

- За искалеченного Килоу?

Он молчал.

Сдерживая ярость, я совсем тихо сказал!

- Никто к вам никогда не придет! Слышите? Никто! Никто не спросит, существуете вы на самом деле или нет!

На меня глядела белая застывшая маска с темными провалами глаз.

21

А совсем рядом, за забором, была другая жизнь. На рассвете рыболовные бригады садились в воздушные мобили и улетали в море; они возвращались после захода солнца на землю, которую как следует не успевали рассмотреть, но любили и чувствовали, как своих детей и жен, как теплый уютный дом и песни. Там, за забором, кап варил уху и катал на плече внука Мишутку, потому что рыбачек тоже тянуло в море. Из-за забора еще недавно махала мне Лена в пушистой снежной шубке и шапочке, ну настоящая Снегурка, и звала бродяжничать по острову. Сейчас я приду к ней и скажу! "Я - предатель. Я готов нести ответственность"...

И я пошел к ней. Я должен был это сказать, чтоб весь остров знал, какое будущее готовит им Гарга.

Дома были только кап и Мишутка. Они натягивали меховые унты. Радостно объявили:

- Мы - в море!

- Как, пешком?

- Мы видим море до дна, - успокоил меня кап.

- И катаемся там на коньках, - добавил Мишутка.

- А Лена?

- Лена? - Кап развел руками. - Улетучилась. Михаил, где Елена?

Мишутка довольно шмыгнул носом.

- Она работает в музее.

- Прогуляйся, - просто сказал кап.

В музее я прошел залы с каменными крючками и каменными наконечниками стрел, залы с образцами пород и чучелами животных, залы морской флоры и фауны, залы с документами истории. Портреты ученых провожали меня суровым взглядом: они знали, что мне нужна только Лена.

Я нашел ее в комнате с высочайшими, до самого потолка, шкафами. Она сидела среди груды папок. Я подошел осторожно, позвал. Она подняла голову, улыбнулась, приложила палец к губам.

- Тише! Садись и читай.

Лена сказала это таким тоном, что я невольно повиновался. Она придвинула мне папку.

Сверху листки из школьной тетрадки. Торопливый размашистый почерк: "Сонюха, милая..." Я с недоумением взглянул на Лену. "Читай!" - приказала она глазами.

"Сонюха, милая, знаю - сердишься: вышел из дому купить папиросы и исчез на две недели. А все Лешка Фатахов. В буфете мне сказали, что связи с ним нет, горючее кончилось. На улице метель. Я - к командиру. Вхожу, а Лешка как раз радирует: "Сижу в Жиганове, у бабки на огороде. В кабине тяжелобольной". А из вертолетчиков на аэродроме был один я. Ну, полетел, разыскал Лешкин самолет, взял больного, отвез в больницу.

Утром в гостинице слышу шаги по лестнице. Соображаю: радиограмма. Точно - лететь в Караму. А что такое Карама - это я уж понимаю. Каждый год весной одно и то же: река ночью тронулась, льдины встали поперек, вода по всей деревне, люди на крышах. Стоят они себе на крышах и спокойно ждут сейчас прилетят за ними вертолеты. Да, прилетим, но черт бы их взял с их Карамой: ставят деревни в таком гиблом месте!

И все. С той самой Карамы началось обычное весеннее расписание: заторы взрывай, людей вывози, Задачинск спасай, Заудиху спасай, баржи спасай. Спим по три часа. Едим на ходу. Папирос нет. Одно выручает: как вспомню, что в тылу все спокойно, сразу мне легко. Это про вас с Андрейкой. Вижу, как ходите вы на наш таежный аэродром встречать меня, и Андрейка тебе объясняет: "Это "ЯК", это "ИЛ", а это папин стреколет". Вижу, как ты улыбаешься: так и не научился говорить "вертолет".

Поедем мы, Сонюха, в отпуск в Рязань, к моим. Там в сентябре яблоки падают с веток. Тук-тук по земле. Андрейка соберет их в кепку. Точно, поедем - на три месяца, еще за прошлый год. А хочешь - на пароходе вверх по Лене. Там скалы отвесные, щеки называются, а на самой вершине смелый человек вырубил слова. Я летел мимо, но не разглядел. Там покажу тебе место, где будет Новоленск. Красивое место, на излучине. Будет там город, высокие белые дома, и как только его построят, мы переедем. Прощай тайга, прощай медведи, будем жить в Новоленске.

Скоро вернусь, не сердись, Сонюха. А хочешь узнать точнее, спроси у командира. Андриан".

Я вздрогнул, увидев дату: 22 мая 1961 года. Только что этот живой человек, смелый вертолетчик, был рядом со мной, но оказалось, что нас разделяет пространство длиною в век. В папке лежали дневники, письма, записки людей того времени, когда строились гигантские электростанции, когда открылась бездна космоса и бездна атома, когда газеты каждый день писали о героях. Так неожиданно я встретился с ними.

Дневник инженера А.С.Струкова. Открыл наугад и снова зачитался.

"Вечером познакомился с бригадиром Масягиной. Фотографировал ее для Доски почета. Еле уговорил надеть ордена.

- Ну ладно, - сказала наконец она, - фотографироваться - дело простое, времени почти не отнимает. А до вас скульптор приезжала. С чемоданчиком. В чемоданчике глина. Говорит: "Шевелитесь как можно меньше". А у меня дела, то да се. Хотела я ей сказать: "Милочка ты моя, у меня ныне хоть свободная минутка есть, бригада налаженная. А год назад носилась я как угорелая". Однако не сказала. Серьезная, вижу, у нее работа. И в обеденный перерыв даже сидела, позировала.