Кэти Кэссиди - Черри влюбилась

Папино лицо остаётся напряженным.

– Кажется, Ханни планировала остаться в Лондоне насовсем, – нерешительно говорю я, – или, по крайней мере, на какое-то время. Она из-за этого так распсиховалась?

– Да, она упоминала об этом, но есть ещё кое-что, – папа хмурит брови. – Грегу предложили работу в Австралии. Конечно, такое известие у любого ребёнка вызовет шок, особенно если его сообщить по телефону, но, как я понял, это обычный стиль Грега. Он всегда выбирает путь наименьшего сопротивления.

– В Австралии? – изумлённо повторяет Шэй. – Ничего себе… Бедная Ханни!

Я считала, что более острого и жгучего чувства вины, чем то, что мучило меня, быть не может, но как же я ошибалась! Мне вспоминается вчерашний вечер на пляже, потерянный взгляд Ханни, её слёзы и злость. Она ведь так и говорила Шэю по телефону – «катастрофа», «как гром среди ясного неба»… Она даже сестёр предупредила, что отец позвонит и расскажет им о своей новой работе. Теперь всё понятно.

Когда твой любимый папа по мобильнику сообщает, что ты не сможешь приехать к нему в гости, потому что он навсегда улетает на другой конец земного шара, – это больно, ещё как больно. Ну а новость про нас с Шэем стала последней каплей.

– Девочки были потрясены, – продолжает папа, – а в довершение ко всему выяснилось, что вы вдвоём пропали.

– Прости меня, – шепчу я. – Я всё разрушила, да?

Папа кладёт руку мне на плечо и притягивает к себе.

– Мы всё уладим, – говорит он. – Трудновато придётся, но мы разберёмся. Мы ведь семья.

– Но как же Шарлотта, и Скай, и Саммер, и Ко ко? Они, наверное, не хотят меня видеть?

– Не хотят видеть? – переспрашивает папа. – Да они с ума сходят от волнения!

Дальнейший путь проходит в молчании. Наконец катерок замедляет ход и поворачивает в бухту у подножия утёса, на котором стоит Танглвуд-хаус. Шарлотта и девочки ждут на пляже, лица у них почти такие же серые и измождённые, как у нас. Завидев лодку, они начинают приветственно махать руками, а когда мы причаливаем, бегут к воде – все, кроме Ханни, которая остаётся одиноко стоять вдалеке. Её холодный взгляд скользит по нам с Шэем. Она видит мою руку в его руке и сразу всё понимает. На мгновение в фиалковых глазах вспыхивает боль и осознание предательства, однако в следующую секунду они вновь излучают ледяное спокойствие.

Я встаю, чтобы выбраться из лодки, Шэй тоже поднимается на ноги и помогает мне. В последний момент он крепко прижимает меня к себе в коротком тёплом объятии – мальчик из моих грёз, мальчик с пшеничной чёлкой и синей гитарой, от которого пахнет ночью и океаном.

– Не дрейфь, – шепчет он мне. – Всё будет хорошо.

Разумеется, его руки говорят больше, чем любые слова. Теперь мне всё ясно, и я знаю, что возврата к прошлому нет. Мы отстраняемся друг от друга под взглядами окружающих. На нас смотрит и Ханни, и папа с мистером Флетчером, и Шарлотта с девочками. Все ошеломлены, кроме Ханни, разумеется, чьё лицо, будто непроницаемая маска, не выражает никаких эмоций. Она резко разворачивается и уходит.

Я сплю как убитая до самого вечера, а когда просыпаюсь, вижу перед собой доктора. Он осматривает меня и говорит, что я здорова, а синяки и царапины скоро пройдут. Сон, говорит доктор, – лучшее лекарство. Двое полицейских на кухне читают мне лекцию о том, как глупо и опасно убегать из дома и выходить в море на лодке после наступления темноты. Я слушаю, понурив голову, а потом обещаю, что никогда-никогда больше не буду так делать, и это правда.

После ухода полицейских мы садимся за стол и едим томатный суп. Папа рассказал Шарлотте, что это моё любимое блюдо, и она сварила его специально для меня. Я ем и помалкиваю о том, что самый лучший томатный суп – консервированный и что вкуснее всего заедать его хлебом с маргарином, а не горячими мультизлаковыми булочками, которые Шарлотта щедро намазала сливочным маслом.

Ханни к ужину не выходит.

– Сочувствую насчёт папы, – говорю я девочкам. – Жаль, что так вышло.

– Да уж, – кивает Скай. – Правда, от него как от отца всё равно толку не было.

Шарлотта вздыхает.

– Грег, как всегда, выбрал самый неподходящий момент, чтобы огорошить нас новостью, и самый неудачный способ. Впрочем, он в своём репертуаре. Неужели нельзя было приехать и поговорить с дочерями по-человечески?..

Я отправляю в рот ложку супа.

– Так между Ханни и Шэем всё кончено? – обращается ко мне Коко. – Теперь ты его подружка?

Я растерянно моргаю.

– Не знаю… Наверное.

– Я думала, ты его терпеть не можешь, – хмурит брови Скай.

– Я сама так думала.

Саммер озвучивает то, о чём никто не решается сказать:

– Ханни вне себя от злости. Заперлась у себя в комнате, плачет и слушает музыку на всю катушку. Никого не впускает – ни меня, ни Скай, ни Ко ко.

– Ей плохо, и это естественно, – говорит Шарлотта. – И всё же Ханни справится. Она сильнее, чем полагает. С ней всё будет в порядке.

Боюсь, не в этой жизни.

– Когда она немного придёт в себя, я извинюсь перед ней, – говорю я. – Мне действительно очень стыдно за враньё, за ситуацию с Шэем и Ханни, за всё.

– Я знаю, – мягко произносит Шарлотта и гладит меня по голове.

К горлу подкатывает ком – я не заслуживаю её доброты.

Шарлотта достаёт из ящика буфета плоский свёрток в голубой бумаге и вручает его мне.

– Черри, ты одарённая девочка, – говорит она, – у тебя богатое воображение, творческая фантазия, нужно лишь направить твои таланты в правильное русло. Выдумки расцениваются как враньё, только если ты пытаешься выдать их за правду, но что, если отнестись к ним просто как к байкам, историям? В этом случае твою фантазию ничто не ограничивает, ты вольна сочинять что угодно. За свою короткую жизнь ты уже немало вынесла, Черри, и до сих пор в глубине души стараешься всё это осмыслить. Мне кажется, тебе станет гораздо легче, если ты начнешь переносить свои фантазии на бумагу.

Я разворачиваю тонкую папиросную бумагу и вижу элегантный блокнот в переплёте из алого шелка с вышитыми цветами вишни. Все страницы в блокноте чистые. Ничего красивее я не видела.

– Ох… спасибо, Шарлотта!

– Когда мне было примерно столько же, сколько тебе, я всегда носила с собой блокнот, – говорит она, – писала обо всём, что было на сердце. Ты можешь делать то же самое. Используй его как личный дневник, записную книжку, место, где будешь отделять правду от вымысла. Пиши, сочиняй, фантазируй!

Я задумываюсь над словами Шарлотты. Что, если взглянуть на вещи под другим углом, назвать ложь выдумкой, как посчитал Шэй? Творчество – это и в самом деле путь к выражению своих чувств, и, конечно, в этом нет ничего постыдного. Если я буду записывать свои истории, то когда-нибудь, возможно, даже смогу гордиться ими.