Леонид Завальнюк - Планета Зет или Дерево веселья

И до сих пор не принудил назад.

Да-а! Очень скоро свадьбе быть, пожалуй!

Такого мненья и мудрец - весьма ученый малый,

Старик Пионыч по прозванью Геростат

Двенадцати наук почетный кандидат

И более того - бессменный депутат

В подсекции Всезнательной округи

От левой фракции неправой Центрифуги,

Возникшей, кстати, в этих девственных горах...

При мысли о горах, привычно молвив Ах!,

Бол-Ван поднял свой взор и погрузил в природу.

Закатный флогистон зажег в озерах воду

И, заросли прибрежные клоня

Тем ветерком, что возникает от вечернего огня,

Взошел к эфиру по откосам дня,

Две тучки палевых гоня по небосводу...

Но что это? Какой-то шум и гул,

Причем довольно неприятный слуху?!

И вот десницу приложивши к уху,

Бол-Ван оставшейся рукою так поводья натянул,

Что добрый конь его (он был изрядным остолопом)

Дал задний ход и заскакал галопом.

- Тпрр! Стой! А чтоб тебя!.. Мудрец, сюда!

- Я здесь!

- О чем народ шумит на той поляне дикой?

- Народ?

- Ну да!

- Шумит?

- Ну да!!

- Бог весть!

В ментальном плане шума нет. В реальном вроде есть.

Не крик, как феномен, а нечто в плане крика.

Положим, это даже крик. Но ежели учесть...

- Да что учитывать! Езжай да посмотри-ка!

Мудрец тотчас очки ученые надел,

Как было велено, поехал, посмотрел.

Вернулся синий, дергается глаз.

- Там!... - говорит, а сам очки ломает.

Там, - говорит. - Мой мозг не понимает.

- Что там?

- Коль говорить без лишних фраз,

Там... там... Я это вижу в первый раз!..

- Да что же там?!! - Бол-Ван уж начал кипятиться.

- Там... Как бы вам сказать? Позвольте объясниться.

Я знаю, вы в науках не сильны,

У вас другое направление таланта.

Но есть такое сверхпонятие баланда,

Которой мы на Зете лишены.

Но мнению Ойсленда докторанта

Она - прерогатива сатаны...

Но набросаем график. Вот константа,

Вот здесь гормон судьбы и электричества...

- Заткнись! - взревел Бол-Ван. - Совсем сошел с ума!51

Что там, докладывай! Не то тебе тюрьма!

- Б-баланду травят, ваше ко-количество

И качества высокого весьма.

Притом хохочут. Все! Конец, конец!..

И тут на взмыленном коне

К ним подскакал гонец.

Как и у всякого приличного гонца,

Глаза его как два костра горели.

То был придворный скороходец Уго-Релли.

На нем от гонки не было лица.

Он прохрипел:

- Беда!

Домой скорее!!

Там принца привезли... Лежит в закрытой галерее,

Ни есть, ни пить, ни говорить не хочет

И, страшно вымолвить, он... он ХОХОЧЕТ!!!!

- Назад! - Бол-Ван команду дал. - Назад, вперед!

И резвого коня пустил внамет.

Глава четвертая

Скорость пятая, шестая... Сто вторая!

Жаркий пот ладонью утирая,

Скачет наш Бол-Ван домой!

И вот, пока он скачет,

Разберемся, что все это значит.

Помните то дерево!.. Оно

Выросло, не где-нибудь, на Зете,

Где ни взрослые, ни старики, ни дети

Никогда не говорили:

- Мне смешно!В крайнем разе говорили:

- Мне ха-ха!

Но ведь это же не то, чего таить греха!

Были им известны радость, горе, злость,

Даже то, что называем мы потеха.

Но всегда им было не до смеха.

(Мутгемотогенная помеха

Юмор в них вложить не удалось)

Правда, самоучка - работер

Литий Фтор, старейший кси лифтер,

Гордость и любимец института

Говорил:

- Мне б тонны две мазута

Плюс на каждого зетянина минута,

Я бы в них любое чувство втер.

Но тогда с мазутом было круто,

Да и времени, признаться, не хватало:

В плане пять полупланет, четыре звездных трала,

Как всегда нехватка высших обезьян...

Словом, принимая во внимание изъян,

Роботов на стендах прокрутили

И по управляемой программе запустили.

Говоря:

- Коль их вести с умом,

Возбуждая запредельные желанья,

То от частого включенья подсознанья

Чувство юмора мутирует само.

Как уже мы говорили (нет ужасней доли!)

Ту программу поручили Колли.

Колли, Колли! Как старался он,

Как внушал им страсти и позывы!

Но его прекрасные порывы

Натыкались на глухой заслон.

Все в тумане, все покрыто мраком...

Часто Колли думал:

- Да! Да, да!..

Фанатизм - есть чувство юмора с обратным знаком,

Круг замкнулся, вот в чем вся беда!

Им нужны сверхсильные желанья,

Но лишенный юмора вовек

Не достигнет тех высот переживанья,

Где б сознание сошлись и подсознанье,

Будь то робот или человек!..

Словом жизнь на Зете шла в такой занудной гамме,

Что, хоть Колли за все это отвечал,

Он на пульте кнопки нажимал ногами

И подфазы жизни наугад переключал.

Из-за этого на Зете смесь была

Из новейших достижений и из прочих:

На телеге вдруг стоял сверхэлектронный счетчик,

В субмарине жил Костылий - путевой обходчик,

ЭВМ была вместо стола

И курьезам этим не было числа.

Доходило до того, что сыромятный мел

Белой экономики основа...

Но к Бол-Вану возвратимся снова.

Оттолкнув, коленом стременного,

Соскочив с коня, в покои он влетел.

И окинув внука зорким глазом,

Впал от горя в шоковый маразм,

Молвил:

- Ы-ы-ы!

И мимо стула сел.

Что же делать? Как же быть, о боже!

- Брата! - прохрипел, - Магистра моего!

И ему ответили:

- Не можем!

Вот уж сутки, как нигде не видели его.

Глава пятая

У Черного Магистра дочь была,

Умна, серьезна. Но лицом мила.

Еще случаются подобные дела.

Не дочь, а внучка, - вы сказать хотели?

Все правильно. Система Одурэлли,

В пределах коей каждый новый вид

Необратимо внуковит

И независим от исходного числа.

Короче, внучка у него была.

Ее Тазиттой звали. Или Тазой.

Она была смышленой, кареглазой.

Любви не ведала в свои семнадцать лет.

Не выпал жребий ей высокой страсти нежной.

Она страдала и жила надеждой,

Как, в общем, всякий истинный поэт.

В ее просторной чистенькой светелке

Ни пьезопряжи не было, ни пялец, ни иголки.

В уединенье, под охраной кованных дверей

Едва останется одна, и за перо скорей.

Тазитта сочиняла кукурьезмы

Или куризмы, говоря серьезно.

Короче, басни и сказанья про курей

Традиционно горькие и полные печали.

И не затем, чтоб видеть их в печати.

А просто так из озорства скорей

Она их рассылала в пять газет

Под псевдонимом скромным Дядя Зет.

Для девушки прекрасный псевдоним,

Да и куризмы хоть куда, как говориться.

Штук двадцать пять я заучил, чтоб с вами поделиться,

Но места мало, ограничимся одним.

Куризм - элегия

Хлопья снега над Зетом кружат

И озябшие куры

Зарываются в пыль, чтобы ноги согреть.

Приодевшийся в изморозь их султан белокурый

На поникший гарем свой без смеха не может смотреть.

- Ах вы жалкие клуши!

Гласит его вид горделивый.