Андрей Усачев - Новые приключения «Котобоя»

– Вздор, – сказал Абеллардо. – Вначале сокровища были собраны пиратами, в том числе, и моим дедом, и мы имеем право на часть драгоценностей.

– Имеете право? – захохотала акула. – Ни один мелкий краб, ни одна рыбешка – никто не вынесет отсюда ни единого пиастра!

Такого внук грозы морей Абеллардо Карибо вытерпеть не мог:

– Правильно мой дед выбил тебе глаз. Это остров Табако. Республика свободных попугаев. И не тебе, акула империализма, распоряжаться нашими богатствами!

Напрасно он это сказал.

– Никто не выйдет отсюда живым. Когда начнется прилив, мои слуги разорвут вас на мелкие клочки, а вашу лодчонку разнесут в щепки. Я бы и сама разбила, да жаль зубов!

Ударив хвостом так, что волна чуть не перевернула яхту, одноглазая хищница выплыла наружу. Все задумались.

– А что такое – Империализма? – спросил попугая Шустер. – Есть Бычьи акулы, есть Тигровые…

– А есть такие, которые все пожирают. И ни с кем не хотят делиться. Их у нас и называют Акулами Империализма!

Всем было ясно, что акулы не выпустят «Котобой» из грота.

– А если выпустят, то атакуют в море и расшибут яхту, – задумался Котаускас. – С нашим двигателем от них не уйти.

– Спастись можно по воздуху, – предложил Абеллардо. – Пять сильных попугаев, думаю, сумеют поднять одного кота. А Шустера я и сам вытащу.

– Вы можете спасаться. Но я не брошу судно, – заявил Котаускас.

Старпом и младший матрос объявили, что остаются с капитаном.

– Ладно, попробую найти хороший двигатель, – сказал Абеллардо и вылетел из пещеры.

Неизвестно, где и как попугай собирался искать двигатель. И не соврал ли в очередной раз. Рассчитывать можно было лишь на собственные силы.

Среди сокровищ обнаружилась пара старинных мушкетов. Но порох, если и был, то за 200 лет точно отсырел.

– Жаль, что мы не браконьеры, – вздохнул Афоня. – Взрывчатку бы им в пасть!

– А лучше – морскую мину, таксель-брамсель!

– Погодите! – осенило вдруг Шустера. – А кто говорил, что у нас есть вещь посильнее взрывчатки?

– Какая вещь?

– Морские ежи.

Из двух больших половников Котаускас соорудил катапульты на пружинах. И разместил их по обоим бортам. Самым сложным оказалось закатывать ежей. Но в хозяйстве у старпома нашлись старые кожаные краги.

– Это называется ежовые рукавицы! – заметил Афоня.

– Главное попасть акуле в нос, а лучше в глаз, – сообщил Шустер. – Это у них самые чувствительные места.

– И откуда ты все знаешь, ексель-моксель?

Ответить младший матрос не успел. Пятнадцать тигровых акул – одна за другой – неторопливо вплывали в грот.

– Огонь, – скомандовал Котаускас. И морской бой начался.

Первой акуле капитан попал в морду, другой – Афанасий влепил ежа в глаз. А когда третья выскочила из воды с раскрытой пастью – туда точно запустили два колючих шара.

– Тигр с левого борта! – кричал Шустер, наблюдавший с мачты за противником. – А теперь – с правого…

Снаряды летели с воем из обоих орудий. Но это был акулий вой!

Среди хищниц началась паника и давка. И они устремились в бегство. А колючие бомбы, продолжали сыпаться, поднимая фонтаны брызг…

Последняя чуть не подбила влетевшего в пещеру Абеллардо.

– Авиация опоздала, – объявил довольный Афоня. – Все враги позорно удрали!

– Не все. Рядом со скалами я видел плавник Одноглазой. Убежден, что как только мы выйдем из грота…

– … шестиметровая белая акула, развивающая скорость до сорока миль в час, разнесет яхту, – кивнул Котаускас.

– И ты не смог найти двигатель? – спросил Шустер.

– Найти – нет. Но я его собрал. Триста попугаев смогут разогнать «Котобой» до приличной скорости. Если у вас найдется крепкая бечевка или леска.

– Найдется, – сказал старпом. – И такая, что кита выдержит!

Лодка вылетела из пещеры, как пробка из бутылки.

Дул попутный ветер. И триста попугаев тянули за веревки. «Котобой» на всех парусах и крыльях летел к бухте. Шустер, сидевший на корме сообщил, что погони нет. Но он смотрел не туда.

– Вон она, – крикнул Котаускас.

Одноглазая акула шла наперерез.

Афоня бросился к гарпунной пушке. Но попугай опередил его:

– У семьи Карибо де Лопес с ней свои счеты!

– У нас только одна попытка. Если промахнешься, нам конец!

– Знаю, – крикнул Абеллардо и нажал на спусковое устройство.

Лыжная палка вонзилась точно в единственный глаз акулы.

– Звук был такой, что гудок океанского парохода и рев стада белуг показались бы тихой музыкой, – рассказывал землякам Афоня. Но это было потом…

А в тот день «Котобой» перевез сокровища на сушу. Золота и драгоценностей вышло пятнадцать сундуков.

– На четыре части не делится, – почесал в затылке старпом.

– Зато делится на троих, – сказал Шустер. – Я от своей доли отказываюсь. Пусть она пойдет на борьбу за создание Республики Свободных Попугаев!

– Ексель-моксель, – воскликнул Котаускас. – Тогда я тоже отказываюсь.

– Пятнадцать на двоих тоже делится плохо, – почесал в затылке Афоня. – Получается семь с половиной. Чего мелочиться? Свобода так свобода!

У тысячи попугаев отвисли клювы. А потом все дружно заорали:

– Каррамба-руссако-котако-морякако!

– Крик был такой, что по сравнению с ним рев ослепшей белой акулы показался бы тихой музыкой! – говорил позднее старпом.

Впрочем, от подарков моряки отказываться не стали. Котаускасу подарили старинный золотой компас. Афоня для любимой Марианны взял скромное колье из черного жемчуга и коралловые бусы. А Шустера привел в восторг настоящий пиратский кортик.

Потом был прощальный ужин: с речами, попугайскими песнями и плясками. Абеллардо без конца сыпал анекдотами и шутками. Особенно запомнилась всем одна…

– Моряко-свинака-ле-ныряка! – без конца повторяли попугаи и падали с веток от смеха.

– Что это значит? – спросили коты у Шустера, почти освоившего попугайско-португальский язык.

– Морские свинки не умеют плавать!

Когда «Котобой» отошел от острова, провожать его поднялись все попугаи Табако. И над морем появилась удивительная радуга, которую было видно за много миль.

– Смотри, – сказал мальчик, вышедший со стариком в море на ловлю рыбы. – Дождя давно не было. Откуда же взялась радуга?

– Не знаю, – ответил старик. – Но это хороший знак. Говорят, Бог послал ее всем живущим как знак спасения и надежды!

Один котенок не котенок, два котенка – полкотенка, три котенка – семья. Так раньше говорили в Котьме.

В конце лета у Марианны родилась тройня. Девочка и два мальчика.

– Все в меня, – с гордостью произнес старпом. – Особенно, этот.

У одного из мальчиков на мордочке было черное пятно, как у Афони.