Татьяна Соколова - Лекарство от амнезии

– Чего молчишь? Ты что немая?

Я грустно покачала головой и развернулась, чтобы уйти. Разговаривать нам больше было не о чем. Но сбежать снова помешали. На этот раз папа. Его руки были широко раскинуты, и он готовился заключить меня в объятия. На одном плече болтался фотоаппарат, на другом видео камера. Он был во всеоружии.

– Привет. Замечательно выступила, – поздравил меня поцелуем.

Я видела, как Ромка стоит за его спиной и все еще не уходит.

– Будет, что показать дедушке с бабушкой.

Я улыбнулась и показала «класс» большим пальцем.

Рома наблюдал за нами. Краем глаза увидела, как изменилось его лицо. Потянула отца за рукав рубашки, показывая, что нам пора.

– Так ты… действительно? Я… даже предположить не мог. Про… сти меня, – он очень волновался и даже слегка заикался, не находя слов. Так что я почувствовала, что не у одной меня проблемы с речью.

Я кивнула, показывая, что принимаю его извинения, и улыбнулась, стараясь, чтобы это была не одна из тех широких на пол лица глупых улыбок, которыми я одаривала только особых людей и по особым случаям. Но у меня не получилось. Отец стал пристально изучать лицо Ромы и посматривать то на него, то на меня.

– Ты нас представишь?

Я развела руками, указала сначала на папу, предлагая ему самому это сделать, а потом на Рому. Мужчины по очереди представились, и отец стал жевать губы, будто смаковал какую-то еду.

– Значит у нас тут Роман? – протянул он двусмысленно.

«О!» – я закатила глаза.

Ромка при этом стал похож на томик романов Тургенева, который я читала накануне. И мне стало его искренне жаль. Папа умеет выворачивать людей наизнанку, как-никак он хирург. Профессия обязывает.

– А ты..? – спросил нерешительно Рома, боясь показать, что все еще не знает моего имени.

– Женя, – представил папа раньше, чем я успела достать блокнот из папки с нотами, – Я теперь у тебя еще и озвучкой работаю. Субтитры барахлят? – пошутил отец, глядя, как я нервно копаюсь в папке в поисках затерявшейся записной книжки. Я осадила его неодобрительным взглядом и обмахнула белыми листочками.

– Так-так, молодой человек. Значит, хотите пригласить мою дочь на свидание? – продолжал разбирать нас на части отец.

Я сложила ладони в умоляющем жесте, но папу было не остановить, а мой Ромео набрался смелости и громко заявил: «Да!»

– Что ты об этом думаешь?

«В другой раз», – быстро вывела в блокноте, который ношу на случай, если не удастся объясниться с помощью жестов, «Нас сегодня ждут дед с бабулей».

– Тогда, может, созвонимся? – предложил Рома, – Спишемся? – поспешно исправился он.

С телефоном дело обстоит гораздо хуже, чем с личной беседой. Я не могу никому позвонить. Раньше писала сообщения, почти каждый день. Думала, это важно. Но когда стала получать односложные, фразы, «нормально» и «ок» – перестала писать.

Самое обидное, когда тебе обещают, «приеду», а потом присылают «не смогу», «занята». Ощущение, что это не я, а они немые, не могут заставить себя поднять трубку и объяснить, что случилось. Все-таки мы не чужие. Неужели так сложно сказать, извини, у нас есть другие дела? Разве они не понимают, что происходит со мной, когда я полгода жду возможности их увидеть, а потом получаю сообщение, что ждала недостаточно?

– Я оставлю вам свой телефон, – Рома достал мобильный.

– Ну, уж нет! – категорически отказался отец вместо меня, и я вздрогнула.

Почему? Что ему не понравилось в Роме? Я видела, что тот тоже напрягся, как струна скрипки.

– Телефон прибереги для себя. А нам хватит и номера. А то, как ты писать будешь?

Они диктовали номера, а я смотрела, как папа общается с Ромой, как наклоняется, чтобы посмотреть, правильно ли тот все записал.

– Девушка, которая не умеет говорить – это же мечта. Обычно их заставить молчать невозможно.

Мне ничего не оставалось, как закатывать глаза к небу и безмолвно высказывать свое «только не это». Я спрятала лицо в ладони, но высунулась из них, чтобы посмотреть на реакцию Ромы. Его глаза смеялись, и я перестала прятаться. Улыбнулась в ответ.

К нам навстречу заспешила Вика с огромным букетом бордовых роз.

– Ты просто умница. Поздравляю, – она протянула цветы, и я вспомнила, как она поздравляла меня с новым периодом в жизни – с тем, что я стала девушкой.

Тогда ей пришлось спасать меня от аварии и укрывать своим длинным пиджаком, потому что мои светлые брюки окрасили уродливые пятна. Мы остановились у цветочного ларька, и она купила розу на длинной ножке.

– Это тебе.

«За что?»

– Поздравляю. Ты стала взрослее, – она обняла меня и рассказала, как когда-то получила свою розу от мамы. Она до сих пор хранилась в одной из ее коробок, сухая, превратившаяся в мелкую стружку. От нее остался только стебель, да и тот был скрюченный, как древняя коряга.

От своей мамы я не получила ни одного цветка.

«Они приедут?» – спросила я осторожно, и почувствовала, что моя немота заразна. По долгому молчанию стало ясно, что ничего приятного папа не сообщит.

– Не смогли. Какая-то важная встреча, – неуклюже соврал папа, но я догадалась, что мама даже не стала утруждать себя звонком. А я до последнего верила, что они будут рядом со мной в важный день. Но мечты не всегда сбываются, а розовые очки – самые хрупкие на свете, и когда разбиваются, не подлежат ремонту.

Помню, как стояла с сумкой вещей. Мама была непривычно холодна и почти не касалась меня, когда я обняла ее на прощание. Мои ладони держали ладони сестры, точно такие же маленькие, как мои. Я не хотела их выпускать, и безмолвно молила поехать со мной, но она отодвинулась, и высвободила руки из моих.

Семь лет мы были лучшими подругами, делили секреты, одежду и игрушки. И вот в одно мгновение, нас раскололи, как орех на две половинки, и вынули сердцевину. Первое время я чувствовала, будто у меня парализовало половину тела или ее просто напросто отсекли. Я по-прежнему могла жить, могла существовать, как живут калеки без ног и рук. Это возможно, но совсем не то, что с обеими конечностями.

В доме отца сидела на полу и разбирала сумку, которую дала мама. Там не было ни коллекции любимых мультфильмов, которые записал мне отец, ни любимого лего и спортивных машин, ни карнавальных костюмов, которые я хранила с каждого новогоднего утренника. Только старые вещи. Это был тот самый мешок: мама велела нам достать то, что мы не носим, что мало или никуда не годится, и сложила в эту сумку, собираясь отдать детям, у которых не было родителей. И отдала. Мне.

– Вы оба просто молодцы! – с чрезмерным восторгом восклицает папа, пытается переключить мое внимание на Ромку, который все еще рядом, и заставить снова беспрерывно и бессмысленно улыбаться. Потрепал меня по волосам, как нашего пса Боба. Всегда так делает, но почему-то сегодня его привычная манера взъерошивать волосы вызывает легкое раздражение. Ромка смотрит, а он обращается со мной, как с ребенком. Никак не привыкнет к тому, что я уже девушка.