Юлия Шаманская - Ищу скучных и грустных людей

Мама дуется из-за моего упорного нежелания говорить с ней, а папа даже не заметил. Неудивительно, с ним я давно не разговариваю. Не потому, что обиделась на него за что-то. Папа всё равно никогда не слышит меня. Когда он снисходит до разговора, обычно сам и отвечает за меня на свои вопросы, будто я младенец.

«Как у Василисы дела? Хорошо! Мы идём в субботу на пикник? Замечательно! Куда ты задевала мою зубную щётку? Надо спросить у мамы, ты никогда ничего не можешь найти. Вкусно я шаурму приготовил? То-то же! Учись, пока я жив!» Все его беседы со мной проходят на лету и без всякого моего участия. Кричать что-то вдогонку бесполезно. Раньше я снисходительно относилась к таким чудачествам отца, пока не увидела, как Клавка точно таким же манером разговаривает со своим котом. В этот момент что-то переключилось в моём мозгу, и я объявила бойкот папе. Но он даже не заметил.

Теперь я решила не разговаривать с мамой, но причина была прямо противоположная. Сейчас мама единственный человек на свете, кто обратит на это внимание. Я хочу, чтобы хоть кто-то заметил, что со мной что-то не так. Но мама, хоть и заметила, восприняла неправильно. Она думает, что я злюсь на неё из-за наказания.

Впрочем, я и правда злюсь. И на неё, и на папу, и на школу, и на парня, в которого была влюблена, и на жизнь. Вчера я так и не поднялась с постели, ничего не ела с утра и очень хотела умереть. Ну хотя бы от голода. Однако сегодня утром мой план был разрушен ароматом маминых оладушек. Поев их вдоволь с вареньем и запив какао с молоком, я стала ненавидеть не только окружающих, но и свой организм. Вот какое я грубое животное, не склонное к трагической меланхолии!

Ещё у меня был план сказаться больной, но утренний аппетит выдал с потрохами. Поэтому теперь я плетусь в школу, волоча ноги и уставившись в мокрый от ночного дождика асфальт.

Опостылевший школьный двор. Малышня, как всегда, в необъяснимом задоре носится с победными воплями. Чем ближе школьное крыльцо, тем больше я замедляю шаг. Там, на крыльце, обнимаются две парочки. Маринка с Геной и Лерка с Виталиком. Видимо, сватовство, задуманное Маринкой, состоялось. Я первый раз в жизни чувствую своё сердце в груди. Оно будто печёт и холодит одновременно, к горлу подкатывает ком. Сейчас разрыдаюсь, и они, конечно, посмеются надо мной.

Пулей лечу в укрытие за кустами, где я недавно красила губы, чтобы понравиться Виталику. Там грязно, земля после дождя мокрая. Почва довольно рыхлая. Вот бы вырыть яму, лечь и закопаться, чтобы никто больше не видел уродливую и никчёмную лживую неудачницу с отвратительным именем. Вспоминаю о маме и удивляюсь. Как красивая и неглупая женщина породила на свет такое? Кидаю в грязь ненавистный рюкзак, усаживаюсь на него, чтобы вдоволь поплакать. Неважно, что рюкзак стал грязным, я не пойду в школу, ни за что не пойду!

Вдруг я ощущаю, как кто-то обнимает меня за плечи. Вздрагиваю от неожиданности. В голове проносятся странные мысли: уж не Виталик ли это? Может, он на самом деле любит меня? Но это не он, а моя бывшая подруга Клава.

– Клавка!

– Я знаю, знаю, – говорит она, приглаживая мои растрёпанные косы, – он с этой Леркой! Ну ничего, мы всё исправим!

Я цепляюсь за неё, как утопающий за соломинку. Пытаюсь сказать ей, что дело не только в Виталике, что вся жизнь моя никуда не годится. Я хочу поблагодарить её за то, что она простила меня, не бросила. И ещё многое хочу сказать, но из перекошенного страданием рта вырываются одни хрипы и бульканье.

Раздаётся звонок, а за ним топот малышни, устремившейся в школу.

– Иди, опоздаешь, – говорю я Клаве.

– А ты?

– Я не пойду!

– Ещё чего! – решительно отвечает подруга. – Мы не доставим им такого удовольствия! Вставай!

– Но я в таком виде…

– Вставай тогда скорей!

В четыре руки мы быстро вытираем рюкзак и моё лицо влажными салфетками. Забегаем в класс на последней секунде, «классная» уже закрывает двери. Приземлившись на привычное место рядом с Клавой, я немного успокаиваюсь.

Никто не обращает на меня никакого внимания. Не знаю даже, хорошо это или плохо. А я-то думала, что вернуться в школу после такого позора будет невозможно. А в результате что? Как была пустым местом, так и осталась. Воображала себе что-то страшное. Вроде того, что меня схватят, обваляют в дёгте и перьях. Но нет! Маринка с подругами пилят свои ногти, Клава сосредоточенно слушает учительницу.

Молодец она! Я давно с ней дружу, но такого не ожидала. Думала, Клавка ходит со мной по той же причине, что и я с ней, – больше не с кем. Что ещё делать неудачникам, как не объединяться? Но теперь, когда я опозорилась на всю школу, она пожалела меня. Можно сказать, спасла. Моя подруга – герой! Ведь теперь дружба со мной может сильно подмочить её репутацию.

Незаметно поглядываю на Клаву, будто в первый раз её вижу. Трудно понять, почему она так незаметна и ходит в неудачниках. Клавка не уродина. Не похожа, как я, на лягушку на тонких ножках. У неё симпатичное лицо, красивые пышные волосы, есть фигура. Брови и ресницы немного рыжеваты, но этот единственный недостаток можно скорректировать косметикой за пару секунд. Носит Клавка всегда одно и то же: джинсы, джемпер, зимой пуховик, а когда тепло, то ветровку. В летнюю погоду – джинсы, сандалии и футболку-поло. Все вещи новые, фирменные, но неброские. На летних каникулах я видела её в сарафанах, которые очень ей идут. Учится Клавка хорошо, лучше, чем я. По крайней мере, ей не всё равно.

С моих глаз сегодня будто упали шоры. Клавка не выглядит как озлобленная неудачница, она не похожа на меня. В серый планктон она записалась намеренно! Сама выбрала незаметный стиль, сама выбрала в подруги меня. Но зачем?

После уроков мы выходим из школы вместе. Нельзя сказать, что я счастлива, но стало немного легче. Клавка щебечет, пытаясь утешать, а я раздумываю над тем, насколько виновата перед ней. Нужно ли извиниться или лучше вести себя будто ничего не произошло?

Мы идём в наше укромное место. Условно укромное, конечно. Здесь нас видно отовсюду, но зато точно никто не подслушает. Это стадион. Внизу весь день, сменяя друг друга, бегают люди. Утром школьники, днём спортсмены, а вечером толстые тётки. И мы с Клавкой так часто приходим после уроков на трибуну, что уже стали для бегунов частью пейзажа.

Радостно щебечут воробьи, воздух благоухает весной. Но у меня в душе сыро и слякотно.

– Что с тобой случилось? – спрашивает Клава самым решительным тоном.

Этот тон говорит, что она не отстанет, пока я не выложу перед ней всех своих тараканов до самого последнего.

– Как бы мне хотелось быть вампиром! – неожиданно даже для самой себя заявляю я.

– Что? – округляет глаза Клавка. – Вампиром? Зачем тебе?