Олег Магелевский - Приключения кота Мерлина – 2. Ночь в музее

– Да! – отвечала Хозяйка, и на ее лице появлялась наивная улыбка. – Выставку? Давайте! Давайте устроим. Посмотреть? Зайти? Да, конечно! Заходите!

После этого Хозяйка долго сидела, улыбаясь, на диване, а Мерлин смотрел на нее, как на тихо помешанную. «Хоть бы сказала, что ты занята, что освободишься попозже. Надо знать себе цену, милая моя. А то никаких картин не напасешься», – рассуждал Мерлин сидя на полу напротив Хозяйки.

А Директор, между прочим, заходить не торопился. «Вот уж кто себе цену знает, – думал Мерлин. – Умеет заинтриговать».

Ожидание – это такое время, которое никогда не знаешь, куда потратить. Хозяйка время ожидания проводила совершенно нерационально. То она бежала в ванную, и Мерлин бежал за ней (а вдруг там пожар?), то она бежала на кухню, и Мерлин за ней (а вдруг еще не везде пыль протерта?), то она бежала одеваться, и Мерлин за ней (а вдруг что посоветовать придется?) и так далее… В последний момент она решила «слегка» прибраться. В этом состоянии и застал ее Директор: со шваброй в руке, халате и тапочках.

Мерлин был очень доволен. «Пур-р-рекрасная мизансцена, – произнес он, проводя лапкой от уха к носу. – Теперь он больше никогда не придет. Мне и стараться не надо. Ты, моя милая, всю работу за меня проделала». Но Директора вид Хозяйки, кажется, нисколько не смутил. Скорее, напротив. Он пару раз с интересом взглянул на нее и снова принял свой обычный деловой вид.

– Ну, что? Давайте посмотрим, и я побежал.

– Конечно, давайте. Проходите, – ответила Хозяйка.

«Конечно! Давайте посмотрим! – ворчал Мерлин, подняв трубой свой серый пушистый хвост. – Давайте сразу ему покажем, где деньги лежат, и номер счета назовем».

– Вот здесь Машков, Кончаловский, Лентулов, – показывала Хозяйка. – Это все малоизвестные работы. Даже фото не найдете.

– Натюрморт Лентулова – очень редкая вещь! – сказал директор, и в руке его откуда ни возьмись появилась лупа. Но Хозяйка этого даже не заметила.

– А здесь Ларионов, – продолжала она. – Вот эти пошуары Гончаровой мой папа из Парижа привозил… Он с ней дружил, в мастерской у нее бывал. Даже позировал пару раз. Знаете, у нее есть работа такая со жнецами? Один из них мой папа.

– Это который с бородой? – с умным видом поинтересовался Директор.

– Да они все, кажется, с бородами… – растерялась Хозяйка.

– Прямо как Маркс и Энгельс! – сказал Директор и усмехнулся.

– Да-а-а… Как-то так, – неуверенно подтвердила Хозяйка. – А вот это конструктивизм. Татлин, Родченко. Настоящие раритеты, – продолжала она. – А пошуары Гончарова моему папе как сувенир подарила. Вот здесь даже надпись есть на память: «Саше от Наташи».

«Пошуары… Какое слово приятное, – подумал Мерлин. – А вот ты мне не очень нравишься», – добавил он и бросился на носки Директора.

– Не-ве-ро-ят-но! – застонал Директор, с трудом отрывая от себя кота. – Здесь материала на несколько выставок. Можно я сделаю фото? – спросил он и, не дожидаясь ответа, достал фотоаппарат.

– А вот это портрет моей бабушки… – сказала Хозяйка, глядя на старинное фото, и на лице ее появилась добрая задумчивая улыбка.

– Она немножко натюрморт закрывает, – сказал Директор и отодвинул фотографию в сторону. – Да-а-а… Вам очень повезло. Вы об этом знаете? – продолжал он, убирая фотоаппарат обратно в портфель. – А уж мне как повезло с вами! – добавил он, загадочно взглянув на Хозяйку.

«Ты даже не представляешь, как тебе с „нами“ повезло», – сказал Мерлин.

С этого дня Мерлин мог лишь бессильно наблюдать, как коллекция Хозяйки постепенно, картина за картиной, эскиз за эскизом, набросок за наброском «переезжала» в музей. Якобы на выставку. Якобы на благотворительную.

«Знаю я эту благотворительность, – цинично рассуждал Мерлин (хотя он был еще довольно молодой кот, настоящего кошачьего цинизма у него было уже предостаточно). – И, вообще, зачем мне благотворительность? Ну, ладно, Хозяйке она зачем-то нужна. Ну, хорошо. Занимайся благотворительностью, какой хочешь. Можешь даже собачьему приюту все отдать, но зачем меня в это втягивать? Я лично благотворительностью заниматься не собирался. Могла хотя бы спросить», – говорил Мерлин с обидой.

Да и как тут не обижаться, если каждый день видишь одно и то же: как серьезные люди в белых перчатках снимают картины со стен и выносят, выносят, выносят… «Хоть бы раз что-нибудь за несли!», – возмущался Мерлин. Сначала выносят на выставку, а потом и завещание заставят подписать.

Да, тяжело наблюдать, как мимо «проплывают» знакомые с детства пейзажи и натюрморты. Так вся жизнь «мимо лап» проплывет. Глазом моргнуть не успеешь. И, главное, нет никакой гарантии, что картины все-таки «приплывут» обратно. Эта мысль беспокоила Мерлина больше всего.

Конечно, Директор обещал Хозяйке все вернуть и даже подписал с ней какой-то документ о том, что картины арендуются для участия в выставке. В одной выставке. Одной! А теперь разговор шел уже о второй и о третьей. А там и пятая, и десятая не за горами. А потом «уплывет» вся коллекция за границу. Тоже как будто на выставку. И поминай как звали.

Так рассуждал Мерлин. А Хозяйка об этом не рассуждала. Иногда Мерлин думал, что людям это вообще не свойственно. В принципе. Но все-таки она что-то чувствовала, что-то смутное, какое-то беспокойство или сожаление. Особенно, когда заходила в спальню или в гостиную и видела эти ужасные голые стены со следами от рамок на обоях. Мерлин всегда забегал за ней следом и, выйдя на середину комнаты, громко и выразительно говорил «МЯУ!», как бы желая показать, что вся эта выставка – одна большая, огромная, чудовищная (величиной с волкодава) ошибка.

Но Хозяйка, кажется, ничего не понимала и, поправив очки, говорила:

– Ну что, мой хороший? Что такое? Колбасочки хочешь? Или котлетку? Или холодец? Ну, пойдем, пойдем, мой хороший!

«Кошмар! Снова придется перекусить. Тяжело, а надо. А куда от тебя деваться? – и Мерлин обреченно направлялся к холодильнику. – Только мне без этой ужасной желтой подливки! Как же ее? Без горчицы!» – добавлял он на ходу.

Каждый внеочередной завтрак или обед всегда оказывает благоприятное воздействие на кошачье настроение. Как правило, бодрит и настраивает на рабочий лад. «Главное, не раскисать!», – говорил себе Мерлин, налегая на холодец.

Так вот, эту череду благотворительных выставок надо было немедленно прекратить. Это не дело. Не говоря уже о завещании. Такая перспектива Мерлину, вообще, не нравилась. Никаких завещаний! – так считал Мерлин, и Прохор его поддерживал. Выставки должны быть в пользу владельца, завещания – в пользу его питомца. И друзей питомца. А не в пользу музеев и, тем более, директоров.