Олег Магелевский - Приключения кота Мерлина – 2. Ночь в музее

Но как же все это прекратить? Кроме того, была вероятность (хотя и очень небольшая), что директор действительно бескорыстный и честный человек и трудится исключительно на благо искусства и музейного дела. Поэтому для начала Мерлин решил сходить в музей и посмотреть своими глазами. Особенно документы.

И вот, основательно подкрепившись консервами, Мерлин и Прохор направились в музей. Стояла почти летняя погода. Ночное небо было усеяно звездами. Светила луна. Прохор предложил пройти дворами, но Мерлину захотелось окунуться в шум московских улиц, почувствовать дыхание ночного города. Поэтому спустя какое-то время они очутились на Тверском бульваре.

Ночная жизнь била ключом. Навстречу Мерлину попадались знакомые коты. С кем-то он успевал поздороваться, кому-то просто кивнуть. Прохор шел молча. Его угрюмый вид был вполне красноречив: рваное ухо, шрамы на морде – охота здороваться у встречных быстро проходила. Вдруг их окликнул чей-то приятный голос:

– Ко-о-отики! Мур-мяу… – голос раздавался у входа в ночной джаз-клуб «Кошачий концерт».

– А, привет! – небрежно ответил Мерлин и деловито побежал дальше, подняв трубой свой серый пушистый хвост.

– Погоди! – остановил его Прохор. – Кто это?

– Да так. Знакомая одна.

– И ты даже не подойдешь?

– Нет, мы же по делам, – ответил Мерлин.

– Как-то неудобно, – сказал Прохор. – Надо подойти, поздороваться.

– Для чего?

– Надо подойти, – повторил Прохор.

– Не-е-ет, только не это, – простонал Мерлин.

– Да ладно тебе. Мы же только поздороваемся и сразу в му… му… в музей… – Прохор потерял дар речи. Из темноты клубного подвала к нему медленно приближался идеальный кошачий силуэт: длинные, стройные пушистые лапки, изящный изгиб хвоста в одну сторону, изысканный поворот шеи – в другую, загадочное мерцание изумрудных глаз… От этого любое сердце могло замереть. Мерлин схватился лапами за голову. Операция «Ночь в музее» оказалась под угрозой, едва начавшись.

Обладательница изысканного силуэта вышла на свет.

– Пур-р-ривет, Мерлин, – сказала она. Это была серебристо-серая зеленоглазая русская голубая с восхитительным черным носиком (довольно необычный цвет, ведь у большинства кошек нос розовый).

– Привет, Ванесса, – ответил Мерлин. Прохор негромко кашлянул и выдвинулся вперед. Его мощная фигура заслоняла свет фонаря. – Познакомься, это Прохор. Прохор, это Ванесса.

С этого момента в памяти Мерлина остались какие-то обрывки: он помнил, например, как они спускались в подвал ночного клуба, помнил, как сели за столик, помнил медленный танец Прохора и Ванессы, но совершенно не помнил, как кулак Прохора оказался на морде незнакомого кота и почему их (незнакомых котов) сразу стало как-то много. Еще Мерлин помнил чьи-то пронзительные крики, звон посуды, треск мебели и, последнее… – автоматную очередь по барной стойке. Но это был не Прохор. Точно, не Прохор. Откуда у него автомат?

– Откуда у тебя автомат? – бормотал Мерлин, поднимаясь с асфальта у входа в ночной клуб. – Откуда у тебя автомат?

– Да ниоткуда. Нет у меня автомата, – отвечал голос Прохора как будто издалека. – Ты, Мерлин, об этом не думай. Лучше сюда посмотри: сколько пальцев у меня на лапе?

– Отстань, – отмахнулся Мерлин.

– Сколько пальцев?

– Ну, пять, – ответил Мерлин.

– Молодец, жить будешь, – сказал Прохор.

– Ты откуда знаешь? Ты что, врач? – спросил Мерлин, медленно поднимаясь.

– Можно и так сказать. Я же на скорой помощи подрабатываю, – ответил Прохор. – Ну что? Теперь в музей?

Они прошли еще пару кварталов и свернули на Петровку. «Московский музей современного искусства, – прочел Мерлин название на вывеске. – Вот оно, разбойничье гнездо! В экспозиции: полотна Казимира Малевича, Марка Шагала, Натальи Гончаровой и Михаила Ларионова, Аристарха Лентулова, Владимира Татлина, Павла Филонова и Василия Кандинского, скульптуры Александра Архипенко и Осипа Цадкина. Пур-р-рекрасно! Почти все у меня из дома вывезли! Негодяи! Кроме скульптур. Скульптуры не наши. Скульптур у нас с Хозяйкой не было. Этого еще не хватало. И так места мало».

Так рассуждал Мерлин, стоя перед вывеской музея. Но как попасть внутрь? Здание выглядело совершенно неприступным. Ни открытой форточки, ни приоткрытой подвальной дверцы…

– Ко-о-отики! – вдруг раздался приятный голос. – Вам помочь?

– Ванесса! – удивились Мерлин и Прохор. – Ты здесь как? Мы думали, что потеряли тебя…

– А я за вами следила. Думаю, куда это они направились, такие интересные. А я здесь живу и работаю, между прочим. Экскурсии вожу. Куда экскурсия, туда и я. Всегда за туристами слежу. А то мало ли что. Экспонаты у нас бесценные, сами понимаете. Глаз да глаз.

– Понятно, – сказал Мерлин. —Ты, прям, как моя Хозяйка. Она тоже экскурсии водит, только не следит ни за чем. За ней за самой глаз да глаз нужен… Нам бы внутрь попасть. Поможешь?

– Ну, что же, заходите. Только надо с обратной стороны обойти, где буфет. Они там на ночь окно открывают, чтобы проветрилось. Ну, и для меня заодно. Чтобы я не потерялась, наверное, – сказала Ванесса и уверенно побежала во двор музея. Мерлин и Прохор пошли следом.

– Ванесса… – задумчиво произнес Прохор как бы про себя, но так, чтобы Ванесса слышала. – Какое имя красивое. Откуда оно у тебя?

– Да здесь все просто, – ответила Ванесса. – Хозяева, то есть хозяева буфета, меня взяли, когда я была совсем маленькой, и назвали меня Ваня – думали, что я мальчик. А со мной видите, что произошло? – и Ванесса эффектно прошлась по бордюру, перебирая мягкими лапками, как фотомодель.

– Да-а-а, – сказал Прохор, – это сложно не заметить. А почему не Вася?

– Что, не Вася?

– Ну, почему не Васей назвали? Котов так обычно называют.

– Не знаю, – задумалась Ванесса и даже остановилась на секунду. – Назвали бы Васей, стала бы я Василисой, – и, беспечно улыбнувшись, Ванесса побежала дальше.

– Нет, Василиса это как-то не очень, – сказал Прохор и прибавил шагу, чтобы быть поближе к Ванессе.

Форточка буфета была довольно высоко, и Мерлину пришлось подсаживать Прохора.

– В кого же ты такой уродился? – кряхтел Мерлин под тяжестью своего напарника. – У тебя в родне мейн-кунов не было случайно? Сколько в тебе килограмм, вообще?

– Шесть или семь, – ответил Прохор, вваливаясь в форточку.

– А, по-моему, семь с половиной, – сказал Мерлин, легко запрыгивая в окно.

В буфете приятно пахло рыбными котлетами. И чем-то еще. Не колбасой, а чем-то другим. Очень тонкий аромат. Такой, как будто его кто-то держит взаперти, а он хочет выйти наружу. Такой аромат бывает у паштета в коробочке, у икры в баночке, у форели в упаковке… Да, у форели! Только где ее прячут? В животе у Мерлина заурчало.