Льюис Кэрролл - Алиса в Стране чудес. Перевод Юрия Лифшица

(Алиса гордилась своим знанием Всемирной Истории, хотя особых оснований у нее для этого не было. Надеюсь, вы догадались почему.)

Она решила снова заговорить с Мышью, на этот раз при помощи самой первой фразы из учебника французского языка – других фраз, к сожалению, припомнить не удалось.

– Ou est ma chatte? – Где моя кошка?

Мышь чуть было не выскочила из воды, от испуга и возмущения ее так и трясло.

– Простите, пожалуйста, – спохватилась Алиса, досадуя на себя за то, что невольно задела бедную зверушку за живое. – Я совсем забыла, вы же не перевариваете кошек.

– Я не перевариваю кошек?! – с негодованием воскликнула Мышь. – Да, не перевариваю. Интересно, переваривала бы их ты, если бы оказалась в моей шкуре?

– Нет, я бы не смогла, – примирительно залепетала Алиса. – Не сердитесь на меня. Если бы вы пообщались с моею Диной, вы бы не так заговорили. Она у меня умница, – продолжала Алиса, лениво загребая руками воду. – Сидит, знаете ли, у камина, вылизывает шерстку, она так умывается. А какая она пушистая! Одно удовольствие – брать ее на руки. А как ловко моя Дина ловит мышей, мышеловки не надо… Ой, простите меня, – прикусила язычок Алиса, заметив, как оскалилась смертельно обиженная Мышь. – Давайте прекратим разговор о Дине, раз это вам не по нутру.

– Прекратим?! Как вам это нравится? – заверещала Мышь; ее всю трясло: от носа до хвоста. – Прекратим! Лично я о кошках даже не заикнулась! Нас, мышей, с детства учат не иметь никаких дел с этими зверями – гнусными, подлыми и пошлыми! Чтобы я больше не слышала от тебя этого слова!

– Как вам будет угодно, – поспешила замять неприятный разговор Алиса. – А как вы относитесь к… собакам?

Мышь не ответила. Алиса, ободренная ее молчанием, затараторила:

– У наших знакомых есть премиленький песик, настоящий терьер. С ним вам бы стоило познакомиться. Шерстка у него коричневая, длинная, волнистая, глазки так и сверкают! Представляете? Забросишь куда-нибудь палку – он ее сразу найдет, принесет, сядет на задние лапки и ждет угощения. Он столько всего умеет – не перечесть! Хозяин в нем души не чает. Не отдам его, говорит, ни за какие деньги. Он у меня всех крыс, говорит, перебил и до мышей добира… ет… ся… Ох! – осеклась Алиса. – Опять я вас обидела!

Бедная Мышь резко развернулась и, яростно работая лапками, поплыла прочь. По воде пошли волны.

– Милая Мауси, – ласково позвала ее Алиса, – вернитесь, прошу вас. Честное слово, больше о кошках и собаках я вам напоминать не буду – раз вы их не перевариваете.

Мышь секунду помедлила, потом степенно поплыла назад. Она была очень бледна. («От гнева!» – догадалась Алиса.) Мышь подплыла к Алисе и тихим срывающимся голосом заговорила:

– Давай выберемся на сушу. Там я поведаю тебе мою историю. Ты должна наконец понять, почему я даже слышать не могу об этих… как ты их там называешь…

Да, выбираться было самое время. Лужа буквально кишела всевозможными птицами и зверьками, невесть как угодившими в нее. Тут были и Индюк, и птица Дронт, и Попугай Чик, и Орленок, и многие другие. Алиса направилась к берегу, и все потянулись вслед за ней.

Выбравшаяся на берег компания производила жуткое впечатление: на птиц со встрепанными перьями и зверей со слипшимся мехом нельзя было смотреть без трепета. Все промокли до костей, дрожали от холода и чувствовали себя неважно. Первым делом устроили совещание. На повестке дня стоял только один вопрос: о необходимости скорейшего высыхания. Алиса тоже приняла живейшее участие в дискуссии и через несколько минут чувствовала себя в этом разношерстном обществе, как в кругу самых близких друзей. Она даже вступила в прения с Попугаем Чиком, который все ее доводы парировал одной фразой: «Я старше тебя, и вообще». Когда задетая за живое Алиса попыталась выяснить, сколько ему, собственно говоря, лет, Попугай Чик отказался продолжать беседу и почему-то нахохлился.

Наконец Мышь, которая тут, судя по всему, имела вес, громко крикнула:

– Внимание! Начинаем сушиться! Садитесь по местам и слушайте!

Все тут же расселись вокруг нее. «Если я прямо сейчас не высохну, – думала Алиса, с тревогой посматривая на Мышь, – насморка мне не миновать».

– Ну-с, – важно произнесла Мышь, – можно начинать? Я вам сейчас такое расскажу – жарко станет! Только не перебивать! Итак, приступим. «Доблестный принц по имени Джон, завладев престолом Англии при явном попустительстве определенной части дворянства, судил и правил со своего дубового трона, не ведая правил, коими должен руководствоваться благочестивый монарх, не зная закона, соблюдением духа и буквы которого только и можно заслужить славу добродетельного судьи. Первой жертвой монаршего произвола стал близкий сосед принца архиепископ Кентерберийский…».

– М-да-а! – протянул Попугай Чик и передернулся.

– Прошу прощения, – нарочито вежливо промолвила Мышь, – вы хотите что-нибудь добавить или мне послышалось?

– Вам послышалось! – встрепенулся Попугай Чик.

– Я так и подумала, – снисходительно кивнула Мышь. – С вашего разрешения я продолжу. «Первой жертвой монаршего произвола стал близкий сосед принца архиепископ Кентерберийский, который благодаря своей неслыханной щедрости прослыл в народе первым богачом. Вследствие чего завистливый и корыстолюбивый принц велел архиепископу явиться в Лондон на суд и расправу. Призывая достопочтенного отца, принц Джон преследовал двоякую цель…».

– Что он преследовал? – перебил Индюк.

– Цель, – раздраженно ответила Мышь. – Если же вам не известно, что такое «цель»…

– Конечно, известно, – парировал Индюк. – Если хотите знать, целью моих преследований, как правило, бывают черви. Но какую цель, да еще двоякую, преследовал принц – вот в чем вопрос.

Мышь оставила вопрос Индюка без ответа и вернулась к своей истории.

– «…двоякую цель: во-первых, принц вознамерился избавиться от влиятельной политической фигуры, а во-вторых…». Ну-с, мы, надеюсь, начинаем сохнуть? – внезапно обратилась Мышь к Алисе.

– Нет, продолжаем мокнуть! – печально сказала Алиса. – Так мне нипочем не высохнуть.

– Прошу слова! – самым серьезным образом заявил Дронт. – Позвольте мне предложить следующее: во-первых, прекратить прения по интересующему всех нас вопросу; во-вторых, изыскать более эффективный способ…

– Я попрошу вас не выражаться, – прервал его Орленок. – Среди нас дети. И потом, нельзя говорить на языке, которого никто из присутствующих не понимает, в том числе и вы сами.

Орленок, пряча улыбку, отвернулся. Птицы захихикали.

– Я хотел сказать, – обиделся Дронт, – что лучший способ просохнуть – это круготня .

И умолк в ожидании вопроса.