Людмила Плешивцева - Митина азбука

Мальчику было жалко братика. Так хотелось помочь ему.

Однажды вечером Митя долго не мог уснуть и придумывал новые приключения для девочки Элли и её друзей, отправившихся на поиски волшебника Изумрудного города. О них каждый вечер перед сном читал ему папа. Мите всегда хотелось, чтобы он читал подольше. Ему казалось, что тот прерывает чтение на самом интересном. Но папа был неумолим. Он говорил, что мужчины должны учиться не идти на поводу у своих слабостей, воспитывать силу воли. Вот Митя и воспитывал. Но если уж читать нельзя было дальше, то фантазировать ему никто не мог запретить, тем более к воспитанию воли это, по мнению мальчика, не относилось.

В этот вечер он придумал историю о том, как попадает в волшебную страну, встречает Элли с Тотошкой, Железного Дровосека, Страшилу, просит, чтобы те взяли его с собой в Изумрудный город. Ведь ему надо попросить доброго волшебника, чтобы тот спас братика.

Мальчик представлял себе, как весело идёт по зеленому полю вместе со своими новыми друзьями. Поле необыкновенное, сказочное, заросшее высокой травой. Путников в ней даже не видно. Над красивыми цветами летают невероятно большого размера бабочки, похожие на птиц. Бабочки взмахивают крыльями и издают еле уловимый шорох…

Шорох! Митя вдруг понял: его издают не крылья бабочек, а что-то другое. Прислушался.

– Наверное, мама опять не спит, – подумал мальчик и вдруг сквозь неплотно прикрытую дверь своей комнаты увидел, как в кухне мелькнул таинственный свет. Это не было похоже на свет от электрической лампочки. Мите стало интересно. Он быстренько выскочил из своей постели, на цыпочках прокрался к кухонной двери и увидел маму.

Она стояла перед иконками, подаренными бабушкой Настей, и что-то шептала. Две мерцающие свечи распространяли мягкий свет, создавая таинственную обстановку. Митя вспомнил, как каждый вечер и каждое утро его прабабушка вот так же стояла перед иконками. На Митин вопрос, что она делает, отвечала: молится, просит у Бога и Богородицы здоровья и счастья ему, Мите, всей их большой семье и всем людям. Правда, бабушка зажигала не свечи. Возле её икон всегда теплилась лампадка. Так называлась маленькая чашечка, подвешенная на длинных цепочках. В неё время от времени подливали маслице, и огонёк почти никогда не гас.

Митя очень любил находиться по вечерам в комнате, освещённой только этим чудесным светом, смотреть на бабушку, слушать её молитвы. А вот мама никогда не молилась раньше, и иконки лежали всегда в тумбочке с документами, а не висели на стене. Мальчик иногда задумывался, почему только бабушка просит у иконок счастья и здоровья им всем. Ведь если бы они просили этого все вместе, то, может, их лучше слышали бы те, к кому обращались молитвы. Потом решил, что, видимо, так положено, чтобы молились именно бабушки. У других старушек в деревне тоже на стенах висели иконки и горели под ними лампадки, а в домах друзей и соседей здесь, в городе, он ничего подобного не видел.

Митя тихонечко лёг в постель, подождал, пока мама уйдёт в свою комнату, и пробрался на кухню. Иконки стояли на столе. Мягкий мерцающий отблеск догорающей свечи таинственно обволакивал их. С одной из иконок на ребёнка внимательно смотрела женщина, держащая на руках мальчика, похожего на Виталика. Бабушка Настя называла ее Богородицей. Митя опустился на колени и жалобным голосочком произнёс:

– Тётенька Богородица, пожалуйста, помоги выздороветь моему братику.

Он не знал, что ещё сказать, поэтому подумал немного и добавил:

– А ещё, пусть Виталька быстрее вырастет, чтобы мы с ним в футбол играли.

Женщина продолжала смотреть так же внимательно, но Мите показалось, что она улыбнулась ему, и взгляд её стал мягче, добрее.

– Ну, пожалуйста, – прошептал он и вдруг расплакался. Слезы катились по щекам, но на душе становилось легче и спокойнее.

Мальчик подошёл к иконке и поцеловал младенца и женщину.

…Утром его разбудила улыбающаяся мама.

– Виталька выздоровел, да, мам?

– Да, сынок, ему стало лучше. Врач пообещал, что теперь он на поправку пойдёт. Видимо, помогли те дорогие лекарства, которые папа вчера принёс.

– Нет, это не лекарства! Это я тётеньку Богородицу попросил, вот он и выздоровел.

Мама улыбнулась.

– А она что, волшебница?

– Нет, сынок. Она не волшебница. Но, наверное, действительно, по твоей просьбе чудо свершилось. Ведь ты верил, что Виталик поправится?

– Конечно, верил.

– И мы все верили: и я, и папа, и бабушка с дедушкой. А если во что-то веришь, это обязательно сбудется.

Теперь Митя тоже знал, что значит верить. Но это был пока его секрет.

– Грех-то какой, – ворчала бабушка, выгоняя из огорода Петьку.

Петька – совсем молоденький поросёнок. Мите жалко стало его, сидящего целыми днями взаперти, вот он и открыл дверь загона. Одуревший от подвалившего счастья хрюшка начал носиться по всему двору с диким визгом, как будто его сейчас поймают и пустят на холодец. Лениво развалившиеся на солнышке коты встрепенулись, насторожили уши и, подняв трубой хвосты, с дикими воплями бросились врассыпную, подальше от носившейся по двору страсти. Собака Найда, выскочив из конуры, принялась неистово лаять и греметь цепью.

Такой переполох поднялся, что бабушка, прилёгшая было вздремнуть после обеда, испугалась, не случилось ли чего с внуком, и выбежала во двор.

А во дворе она увидела Петьку, роющего землю прямо в аккуратной грядке с клубникой.

Ещё не понимая, что случилось и почему животина оказалась во дворе, схватила метлу, первое, что попалось под руку, и попыталась загнать Петрушу восвояси, но не тут-то было. Поросёнок с такой прытью начал убегать, да всё по грядкам, по грядкам, что Мите пришлось прийти на помощь. Вдвоём они кое-как справились с хулиганом.

– Грех-то какой, – не переставала повторять бабушка, вытирая со лба пот косынкой. – Как он умудрился выбраться из загона?

Мите пришлось признаться, что это его рук дело.

– Удумал тоже, спасатель. Всех ему жалко. А бабушку не жалко? Вон, все грядки порушил. Сколько морковки да клубники испортил. Ох, грех какой!

– Бабуль, что ты заладила, грех да грех. Что такое грех?

Бабушка нацедила из колонки в кружку воды, присела на скамеечку, вздохнула.

– Ох, умаялась, сердце до сих пор колотится, не успокоится никак. Вот это и грех. Хорошее ты сделал дело или плохое?

Митя молчал. Он понимал, что хорошего в сделанном мало, но признаваться в этом не хотелось.

– Ну я же хотел, как лучше, – пробубнил он. – Мне Петьку жалко стало. Он так смотрел на меня жалобно, вот я и решил: пусть немного погуляет.

– Вот и погулял, – постепенно успокаиваясь, произнесла бабушка. А грех – это…

Она немного подумала, но ничего лучшего, чем повторить: «Грех – это грех», – не смогла.