Владимир Тер-Аристокесянц - Веремей и хрустальный череп. Сказки дедушки Вол. Тер. а

Не спеша начнём, дружок,
Излагать всё с первых строк.
Ты устройся поудобней,
Слушай сказку – будет прок.

На бескрайней вширь равнине,
Там, где купол неба синий,
Высится могучий холм,
Крест на нём стоит могильный.

Литый из железа крест
Виден в поле с разных мест.
Ворон на кресте сидит
И всё время что-то ест.

Под крестом в траве лежит,
Из пустых глазниц глядит
Череп весь из хрусталя.
И от солнца аж горит.

Прямо под крестом нора,
Здоровенная дыра.
И живёт в ней змей могильный,
Чёрный, зубы с серебра,

Глаза желты, как янтарь.
Зла, смертельна эта тварь.
Ходят про него легенды,
Зародившиеся встарь.

Будто чёрный аспид тот
Сотни лет в норе живёт.
И рискует жизнью каждый,
Кто к холму тому придёт.

Нет страшней молвы людской,
Аспид чётко бдит покой
Скифской молодой принцессы,
Что там спит в земле сырой.

Чёрный ворон – его друг,
Облетая всё вокруг,
Так несёт дозор бессменный,
Криком наводя испуг.

Местный люд сюда не ходит,
Стороной тот холм обходит.
Знает всяк – и стар, и млад,
Что с растяпой происходит.

На земле, среди травы,
Кости белые видны.
Тут же черепа желтеют,
И глазницы их черны.

Они тайну не раскрыли,
Буйны головы сложили.
Тут лежат осиротело,
Кости им дожди омыли.

Ночью, когда ворон спит,
Чёрный змей в траве скользит.
Ловит сусликов, полёвок,
Угрожающе шипит.

Коль луна холм освещает,
Череп тут же оживает.
В чёрный одеваясь плащ,
Над землею воспаряет.

Знаю, видано ли дело —
Череп получает тело
И дозором холм обходит,
Пока небо не серело.

А заря лишь заискрится,
Череп под крестом ложится,
Тело превратится в прах,
Чёрный плащ в нору струится.

Следом аспид приползает
И в нору свою ныряет.
Сколько это длится лет,
Уж никто не вспоминает.

Из рассказов стариков,
Миф уходит вглубь веков,
Всё покрыто тайной мрака,
Но итог всегда таков.

Тайну кто раскрыть пытался,
Тот в траве лежать остался.
В назидание потомкам
Его череп улыбался.

Каждый, кто в траве лежал,
Излучал этот оскал.
И надолго очевидцам
В душу мерзкий страх влезал.

И, не находя дороги,
Прочь несли раззяву ноги.
Сердце, словно барабан,
Выбивало дробь тревоги.

Твоё сердце застучало?
Страшно? Это лишь начало!
Слушай дальше, мой дружок,
Отступать нам не пристало.

От холма за сотню вёрст
Деревенский был погост.
За погостом – чёрный сруб:
Его чёрт сюда занёс.

Перед срубом – странный тын
Из заточенных жердин.
Головы на них белеют,
Черепа разных скотин.

Мрачный лес вплоть подступает,
Стонет, ветвями качает.
Не видать зверья и птиц,
Только филин завывает.

Странный дом будто заброшен,
Назад к лесу слегка скошен.
Окна мрачными глазами
Смотрят, будто ими вызов брошен.

В чёрном доме том живёт
И года свои не чтёт
Ведьма – тёмная колдунья.
Её видя, всяк поймёт.

Тёмных сил она громада.
Сущность, как исчадье ада.
Служит она силам зла,
Точно зная, что ей надо.

В полнолуние сильна,
Злобой чёрною полна.
Из трубы на помеле
Вылетает вдруг она.

Громко воя, как волчица,
Ведьма та по небу мчится.
Очевидец холодея,
Истово спешит креститься.

Дурной слух про ведьму бродит.
Каждый дом её обходит.
И никто со всей округи
Разговоров с ней не водит.

Взрослый страха не скрывал,
Марфой ведьму называл
И детишкам для острастки
Байки про неё вещал.

Детки в страхе жались к стенке,
У других тряслись коленки.
Если байка в транс вводила,
Ночью снились те же сценки.

Посему и стар, и млад
Обходили ведьмы сад.
Где росли чертополохи,
Вился дикий виноград.

Но в деревне средь детин
Вырос увалень один.
Звали его Веремеем,
И был он Евдошки сын.

Очень сильный, не сварливый,
Где-то в меру шаловливый.
Не годами рос по дням,
Симпатичен в мать родимый.

Веремей с зарёй вставал,
Где его отец, не знал.
Всё, что мать ни говорила,
По хозяйству успевал.

Время шло, подрос малец,
Стал верзилой под торец.
Силушкою наделённый,
Богатырь, а не юнец.

Сверстники с ним не общались,
Силушки его боялись.
Взрослые, узнав поближе,
Откровенно удивлялись.

Глаз его небесных синь,
Добрый нрав, куда ни кинь.
Статный молодец пред вами —
Пьедестал ему подвинь.

Веремей всё рос, мужал
И на подвиг нос держал.
Тесна ему уж деревня.
Лишь упрёки, нет похвал.

За что он пытался взяться,
Начинало вдруг ломаться.
И народ его повсюду
Потихоньку стал чураться.

Веремей погряз в печали —
Его подвиги вдаль звали.
Лишь привязанность и долг
На селе его держали.

Но однажды Веремей
Шел в деревню из полей.
А навстречу ему странник
Шел дорогою своей.

Странник этот в плаще чёрном,
В капюшоне облачённом,
Прикрывавшим всё лицо,
Шел в молчанье отчужденном.

Веремей с ним поравнялся,
Поздоровавшись, справлялся,
Как дела? Где держим путь?
Странник молча удалялся.

Веремей его догнал,
Капюшон с главы сорвал.
Неожиданно опешил,
От того, что увидал.

Веремей не робок был,
Но, опешив, отскочил:
Череп на него хрустальный
Из глазниц глубоких зрил.
Веремей:
Это что же за прохожий?
Обликом на смерть похожий!
Извини, что задержал!
Повод никуда не гожий!

Знаю, это тяжкий грех!
Любопытство взяло верх.
Ещё раз прошу прощенья!
Вам всех благ, любых утех!