Екатерина Горбунова - Семь нот молчания

А юноша перешагнул порог медленно. И бессильно опустился по стене на пол. Все достали. Все достало. Но если тебе не нравится что-то в мире, начни меняться сам.

Элла стрижом влетела домой, со всего маху хлобыстнула дверью, бросила сумочку на полку и скинула туфли так, что один оказался за метр до кухни, а другой отлетел под шкаф. Этот псих из лифта просто взбесил! Надо же, а казался таким миленьким!

Девушка перешагнула через кучу обуви, даже не заметив, что сегодня ее заметно больше, чем обычно. Поэтому присутствие дома мачехи и отца оказалось для Эллы сюрпризом. Они сидели на диване, пялясь в телевизор. Почти синхронно обернулись и сказали:

– Привет! Как дела?

В любой другой день это показалось бы прикольным. Но не тогда, когда тебе нахамили.

– Супер! – рявкнула Элла. – Не видно, что ли? Цвету и пахну!

– В таком случае очень за тебя рад, – тихо отозвался отец.

В его интонации слышались отдаленные раскаты грома. От этого Элле стало еще хуже. Она плюхнулась в кресло и разрыдалась. Чем больше сейчас размажется туши, тем лучше!

– Прикинь, в этом мире столько уродов! Невозможно на свой этаж подняться, чтобы кто-то настроение не испортил.

– Что-то случилось, Эллочка? – участливо поинтересовалась Регина.

– Я давно предлагал переехать к нам. Гораздо ближе к учебе для обеих, – прокомментировал в тот же момент папочка.

Кажется, они решили доказать, что живут с одним мозгом на двоих. Интересно, а где Лилька? Кто-то же впустил этих сиамов в дом?

– Ну, до учебы мы на авто добираемся. Очень удобно. И вас не стесняем. Это сейчас машина сломалась, приходится на автобусе ездить.

Элла попыталась придать голосу ласковую интонацию. Может, отец не заметит, что она перевела разговор с хамства в лифте на сломанную машину со вполне определенной целью.

– Я пришлю Михалыча. Он отгонит авто, – подчеркнул отец последнее слово, – в сервис, и вернет к утру.

– Пасиб-пасиб-пасиб! – запрыгала Элла, мысленно чертыхаясь: лучше бы перевел деньги на ремонт, а она сама разобралась бы, как потратить и где сэкономить.

– Но не за твое поведение, – буркнул отец.

– Эдуард! – шикнула Регина.

– Надо повозить сестру в школу и из школы.

– С чего бы это? У нас может расписание не совпадать. – Элла мгновенно забыла, как буквально пару минут назад уверяла, что они обе добираются по утрам на машине.

– Постараешься, чтобы совпало. – Отец шлифанул дочь насмешливым взглядом.

Мачеха, мило улыбнувшись, пояснила:

– Лилечка сегодня получила травму. Вывих. Пару недель придется походить в гипсе, чтобы сустав полностью восстановился.

– На вывих – гипс?

– Обычно не накладывают, – согласился отец. – А потом хроническая форма, артрозы и артриты.

Вот уж не подумала бы, что он разбирается в таких тонкостях! Элла вот не знала.

– Так пусть вообще дома сидит, – насупилась девушка, гадая, что такого могло произойти с сестренкой, раз привлекли тяжелую артиллерию.

– Детка, ты забываешь, что наша Лиля согласится пропустить школу только в предсмертном состоянии. – Регина мурлыкала расслабленно, как большая кошка.

– Ну да, конечно, – кивнула девушка. – А сейчас-то Лялька где?

– В больнице, – махнула рукой мачеха, словно сестренка находилась в квартире по соседству. – У меня есть хороший знакомый, аккуратненько все обещал вправить, чтобы девочка могла потом танцевать без проблем.

Ну как же. Талант в их семье один. И это не Элла. Ради нее точно никаких телодвижений делать не стали бы. Приподнявшееся было настроение снова упало до нуля.

Лиля всю дорогу изучала свою ногу. Выглядела та неплохо. Наверное, даже можно было попробовать потанцевать завтра и попутно отдавить Стасу несколько пальцев. Невзначай, между делом – чтоб неповадно было.

Вся в своих мыслях, Лиля не сразу поняла, что Михалыч, на которого повесили возню с ней, уже несколько раз задает один и тот же вопрос:

– Проводить? Или сама допрыгаешь?

Она кивнула.

– Ага. Я тогда тут внизу, чтоб Регина Леонидовна чего не подумала.

Лиля повторила кивок.

Собеседник выскочил из машины и, оббежав ее, открыл дверь, помог выбраться.

У подъезда опять стояла мать Глеба. Часто она… прохлаждается.

Легкий, пластичный французский гипс позволял гораздо большую свободу движений. Пользуясь этим, девушка решительно похромала вперед, приветственно махнула женщине. Та тоже повернулась к подъезду. Перегнала на лестнице, но подождала у лифта.

– Упали? – поинтересовалась участливо.

Показалось, или глаза у нее опять заплаканные?

Лиля снова кивнула. Вечно она со всем согласна. Просто катастрофа какая-то! Улыбнулась.

– Понедельник, – пожала плечами соседка, словно это все объясняло.

Если она продолжит дальше говорить, у Лили иссякнут жесты.

Но мать Глеба замолчала. Сказала только перед выходом:

– Приятного вечера! – и вышла на своем этаже.

Хорошо бы хоть немного приятности. Надеть наушники, закрыть глаза и забыть про этот мир. Представить, что ты кто-то другой. Лучше. Счастливее. Беззаботнее.

Но вот она, знакомая до мельчайших подробностей дверь. Лиля вставила ключ в замок и повернула. Привет, реальность!

Глеб в пятый раз выслушал, на какой конкретно полке холодильника мать оставила завтрак, обед и ужин. Где находится домашний телефон (разумеется, на базе). И ключи от входной двери («Только не выходи гулять один!»). Покорно выпил лекарства, лишь бы мать не волновалась, что сын забудет это сделать или нечаянно перепутает пузырьки. Поинтересовался, где ручки от окон и балкона (кто бы сомневался, что без толку, – не ответила). Проводил родительницу до двери. Наконец-то!

Глеб не ожидал, что мать так быстро найдет работу. Вернее, вернется на старую. Буквально пара звонков, и ее уже ждут, надеются и верят. Конечно, она опытный работник. Такие на вес золота даже после годичного перерыва. Пусть поработает. Грозилась, что не станет задерживаться. Ну и ладно. Войдет в свои статьи-гранки-сроки, и бог с ним!

Заныла рука, несмотря на выпитые лекарства. Автоматически затокало в виске и потянуло шрам на скуле. Как-то не вовремя. Хотя у него сейчас все вовремя, спешить некуда. Фантомная боль? Или на погоду? Приятнее думать, что первое. Потому что второе – это ближе к старикам. Впрочем, помнится, мать рассказывала, что в младенчестве сын капризничал перед дождем. Значит, и сейчас это просто каприз. А не боль.

Глеб открыл крышку инструмента, чтобы отвлечься. И потерялся в музыке. Забыл о завтраке, обо всем, что имело отношение к реальности, пока руку не свело еще больше, причем буквально через несколько минут. Просто кошмар!