Екатерина Горбунова - Вопреки обыкновению (СИ)

1.

Если Мирра задумывалась о своем раннем детстве и матери, в памяти возникала высокая, худощавая, молодая еще женщина с большими печальными карими глазами, темными прямыми волосами, собранными в аккуратный пучок, гуляющая с дочкой за руку по тропинкам заросшего сада, разбитого некогда при роскошном замке, превратившимся к этому времени в раритетные для Империи развалины. Мать всегда носила простые платья из некрашеного полотна, у нее не было никаких украшений, кроме тонкой цепочки причудливого переплетения с массивным, видимо, мужским перстнем на ней. Всю работу по ведению хозяйства родительница выполняла сама: мыла, убирала, готовила, стирала, ходила на рынок за продуктами - но все манеры женщины выдавали ее непростое происхождение. Она говорила правильным языком, покупала у бродячих торговцев книги, была неизменно вежлива и спокойна со всеми прохожими, случайно забредшими в окрестности. Поэтому Мирра считала, что разрушенный замок - не что иное, как старинное родовое гнездо, просто через чур обедневшее, а от того запущенное и обезлюдевшее. Мать не подтверждала и не опровергала догадок дочери. Просто порою рассказывала ей сказку про драконицу, покинувшую свою родину, потому что очень обиделась на одного человека. Причем тут была эта сказка - Мирра не знала. И тем более - не ведала, существуют ли где-нибудь в Империи драконы.

Еще воспоминания были полны высокими деревьями с длинными сучьями, вяжущими рот кислыми дикими яблоками и взлетающими в небеса самодельными простыми качелями. Девчушка обожала тогда это непередаваемое ощущение, когда руки матери с силой толкали их, и они взмывали вверх, а потом так же стремительно опускались вниз, в душе тогда что-то сладко замирало, и сердце начинало часто-часто биться. Маленькой Мирре казалось, что она летит, словно птица. Ну, или дракон, на крайний случай. Мать улыбалась и раскачивала дочь все сильнее, сильнее, сильнее...

В этот момент в ее глазах появлялась какая-то загадка, женщина словно чего-то ждала от девочки, но, видимо, та не оправдывала ее надежд. Мать резко притормаживала качели и уходила по тропинке к замку, слишком быстро, и не оглядываясь. А маленькая Мирра оставалась в саду, одна.

Матери не стало десять лет назад. В самый разгар сезона большого урожая. Она принесла на кухню замка огромную корзину, наполненную овощами с огорода, присела на скамью, вроде бы просто отдохнуть, опустила голову на руки и больше уже не встала. Мирре тогда шел шестой год. Опустившись на корточки, она попыталась растормошить замершую женщину, но та не отвечала, холодея и бледнея на глазах.Тогда девочка выскочила во двор, пробежала босыми ножками по тропкам сада, добралась до дороги, ведущей в город, и замерла у развилки, дожидаясь хоть какого-нибудь прохожего.

Самым первым оказался седобородый старец в длинном запыленном балахоне. Голова его была непокрыта, глаза мудры и наивны одновременно. За плечами болтался небольшой узелок, в руках топорщился не обрубленными до конца сучьями посох. Старец откликнулся на призыв Мирры о помощи и поспешил за девочкой в замок. Но, увы, уже ничего нельзя было сделать. Мать застыла недвижимым изваянием, рассыпавшимся, впрочем, при первом легком прикосновении дочери переливающимися в лучах солнца чешуйками размером с ноготь большого пальца, оставив после себя только их и ворох одежды на полу.

- Интересно, - пробормотал, увидев это диво, старик.

Он приподнял лицо осиротевшей девочки за подбородок, всмотрелся в ее глаза, погладил по волосам, чуть ли не обнюхал, и спросил совершенно безо всякой логики:

- А эта женщина точно была твоей матерью?

- Думаю, что да, - не по годам рассудительно ответила Мирра.

Порывшись в одежде почившей, она извлекла цепочку с перстнем и повесила себе на шею. Потом добавила для сведения:

- Ее звали Клотта Эраджаль. Как имя моего отца, мне не известно.

Старец пошамкал губами, удивляясь реакции ребенка на кончину единственного близкого ей существа, ибо, как подозревал он, почившая человеком не являлась. Но для нравоучений или воспитательных бесед время было совсем не подходящее. Поэтому просто представился, протягивая руку:

- Меня зовут Лазарь. Я магистр, ученый. Некогда преподавал в Центральном университете Империи драконологию и сферу магического влияния. Теперь вышел на заслуженный отдых и странствую по свету. Как мне обращаться к тебе, дитя?

- Мирра, - серьезно ответила она, пожимая его пальцы. - Это мой дом. Думаю, моя матушка была бы непротив, если бы вы погостили здесь некоторое время.

Лазарь подозревал, что за этим предложением скрыт страх ребёнка остаться одному в этих мрачных развалинах, и поспешил согласиться задержаться здесь, тем более что особо спешить ему было некуда. Центральный университет Империи давал кров старику, только пока тот там работал, а на свой дом накопить средств не получилось.

Старый и малый вдвоём первым делом собрали все чешуйки до одной в найденный специально для этих целей большой кувшин с крышкой, и поставили эту своеобразную урну с прахом в одну из многочисленных ниш в длинном коридоре. Мирра собрала одежду матери и сожгла на заднем дворе. Тонкий пепел развеял ветер. А тихая печаль навеки поселилась в сердце ребенка. Впрочем, девочка ничем не выдавала ее: ни истериками, ни капризами, ни нечаянными слезами. Плакала ее душа, но ведь этого никто не мог увидеть.

В первый сезон своего проживания в замке Лазарь проявил в себе досель дремавшую строительную и хозяйственную жилку: он укрепил своды, расчистил опасные завалы и даже добрался до подвала, в котором нашлись неплохие картины, книги, зачастую, конечно, со слипшимися листами и обгрызенными мышами корешками, а так же несколько сундуков со старинными украшениями и одеждой. Все, кроме литературы, внимания учёного не удостоилось. Так что Мирра самостоятельно развешивала полотна туда, куда считала нужным и могла дотянуться, пока старик скрупулёзно и педантично восстанавливал чужую библиотеку, включающую так же и рукописные труды. Девочка, исколов непослушные поначалу пальцы иголками, перешила под себя несколько платьев, остальные прибрала до будущих времён.

Мирра с Лазарем в тот же год завели красивую волушу с большим выменем и витыми перламутровыми рогами, нескольких несушек и пса, редкой пастушьей породы. На рынок девочка и старик выбирались раза три за сезон, затаривались на полную, в обмен на золотые безделушки, приобретая все необходимое. Торговки считали Мирру и Лазаря родственниками: может внучкой и дедом, может отцом и поздней дочерью, может дядюшкой и племянницей - во всяком случае, относились те друг к другу тепло и доверительно, что было заметно даже не вооружённым взглядом.