Дмитрий Чернышев - Путешествие в Страну Снов

– Пусть бы попробовала! – Аня залилась легким румянцем и, чтобы перевести разговор на другую тему, задала вопрос: – Слушай, Маш, а чего она от тебя хотела?

– Чего-чего! – перебил Федор. – Ты ее еще не знаешь. Ей и повода не нужно… А действительно, чего она?

– Да я у Князевой диск купила музыкальный, а он порченый. Я ей вернула, попросила деньги отдать. А она Нонне сказала, что это я диск испортила.

– Вот гадина! – не смогла сдержаться Аня. Тут прозвенел звонок на урок. – Ладно, на следующей перемене поговорим. Маша, подожди, я тебя вытру.

Аня достала носовой платок и вытерла следы крови и слез с Машиного лица. Потом они пошли на урок.

Физика и русский прошли без неожиданностей. Аню, как новенькую, никто из учителей не спрашивал, а на переменах она болтала с Машей и Федором. Аня многое узнала про школу и выяснила, что в классе новенькая не одна она.

– Первого сентября к нам еще двое пришли, мальчишки. Странные оба какие-то. Одного Бидия зовут, из Бурятии приехал. Он на переменах никуда не ходит, сидит на месте, только глаза чуть-чуть прикроет и не шелохнется. Галя Бойко как-то раз сзади к нему подкралась – узнать, дышит он или нет. Вроде, говорит, дышит. А Прыщ…

Аня перебила Машу:

– Какой Прыщ?

– Да есть у нас такой, Прыщёв Серафим. Тоже фрукт… Вроде Морды. Так вот он подошел сзади и давай кривляться – уши оттопыривает, глаза щурит, – в общем, ведет себя как идиот. А Бидия вдруг и говорит, не поворачивая головы: «Смотри, Прыщ, уши-то так и останутся». Тот аж подскочил от неожиданности, а потом размахнулся, хотел подзатыльник дать. Так Бидия руку его схватил и что-то такое сделал, что Прыщ на полу оказался. И представляешь – даже не повернулся!

– Прыщ у меня получит когда-нибудь! – мрачно прокомментировал Федор.

– А второй? – спросила Аня.

– Второй? А вот он, видишь? Стоит у окна, руки на груди сложил, глазами сверкает. Али зовут. Гордый! За все время так ни к кому и не подошел, представляешь? А к нему подходить боятся.

– Кто это боится?! – обиделся Федор. – Я, что ли?

– Да не ты, не ты. – Маша улыбнулась. – Ты у нас никого не боишься. Тем более что Али хороший. – Она слегка покосилась на Федора, который при этих словах почему-то надулся.

Уже в классе, за партой, когда Федор их не слышал, Маша объяснила Ане:

– Понимаешь, до этого года Федор у нас самый крутой был. Ну, не в том смысле, что всех сильнее. Наоборот, Бес всегда его бил…

– А кто такой Бес?

– Эдик Обернибесов. Потом расскажу. Да и Прыщ тоже, в общем-то, здоровый, только трус. А Федька никогда им спуску не давал, даже с двумя сразу дрался. Ну они сначала смеялись, колотили его, потом им надоело – он-то не отступает, а потом и вовсе стороной обходить стали. – Маша мечтательно вздохнула. – С Федей считаются.

– А с Али-то что? – напомнила Аня.

– А, ну так вот. Была тут одна история. Али так дал Бесу, что тот целую неделю в школу не ходил. Федька так не может, вот и завидует. А по-моему, давно взял бы да и познакомился. Не девчонка же, в самом деле!

Прошла и география, которую вел любимый Машин учитель Петр Петрович Непомнящий. Злые детские языки дали ему кличку Склеротик. Что-то, конечно, в нем соответствовало такому прозвищу – он был очень рассеянным: забывал, какую тему сейчас проходят, очки, без которых ничего не видел, а один раз забыл дома портфель, и ему пришлось целый урок рассказывать про индейцев Северной Америки, чему все были безумно рады и слушали затаив дыхание. Но Маша считала, что все это пустяки по сравнению с его достоинствами.

– Знаешь, какой он добрый? – говорила она Ане после урока. – Он даже троек почти не ставит. А если кто-то совсем ничего не знает, влепит ему в журнал пятерку и говорит: «Пусть вам будет стыдно, молодой человек. В следующий раз будете учить». Между прочим, все его любят и очень уважают… Кроме БМП, конечно…

– Что за Бээмпэ? – Вопросов у Ани сегодня было немало.

– БМП, – ответил за Машу Федор, – Бес, Морда и Прыщ. Они у нас особенные. – И Федор задрал подбородок, показывая, какие именно. – Многие в классе под них подстраиваются, угодить хотят, но, если бы не эти трое, думаю, все было бы по-другому…

Прозвенел звонок, и они побежали в класс на последний урок – математику.

Учитель задерживался. Обстановка в классе накалялась, как вдруг через пять минут после звонка дверь распахнулась и с радостным воплем вбежала Галя Бойко:

– Клякса заболела!

Приглушенные голоса детей сразу же сменились дикими криками, и все стали оживленно переговариваться, обсуждая нежданно привалившее счастье. Клякса была учительницей математики и их классным руководителем, но даже отличники ее не любили. Объясняла предмет она путано и снижала оценки за все, особенно за неаккуратность и грязь. Поэтому за глаза Марьей Ивановной ее никто и не звал, а только Кляксой.

– Свиньи, просто свиньи! – постоянно ругалась Клякса, проверяя тетради и яростно черкая красным карандашом.

А Галя, не останавливаясь, продолжала, и те из учеников, кто любил сплетни и слухи, с замиранием сердца ее слушали.

– Представляете, жду я ее – ну, математику не сделала, решила сказать, что живот болит, – а тут директриса с мужиком каким-то на лестнице. «Не ждите, мол, Марью Ивановну. Заболела. Свинка, говорит, редкой формы, – а дальше, представляете, наклоняется к директрисе и тихо так: – Боюсь, изменения необратимы». Представляете?..

Галя тараторила, размахивая портфелем, и не заметила, как в класс вошла директриса – дама в очках, похожая на засушенную мумию, – а за ней с отсутствующим видом чуть седоватый темноволосый худощавый мужчина лет пятидесяти. Дорогой костюм из мягкой материи сидел на нем как влитой, на правой руке матово отливало зеленоватым сиянием массивное кольцо. Тонкий нос с чуть заметной горбинкой разделял лицо на две части, одна из которых была бесстрастной и неподвижной, а другая излучала пронизывающий холод. Разными были и глаза. Левый – водянистый, рыбий, почти бесцветный, правый же – такой черный, что казалось, будто это и не глаз вовсе, а дыра, в которую проваливаешься, как только начинаешь в нее смотреть.

С появлением незнакомца мгновенно наступила тишина, и Галя, обернувшись, только выдавила из себя:

– Ой… – и быстро юркнула за ближайшую свободную парту.

Мужчина не торопясь обвел глазами класс, отчего все почемуто поежились и вжали головы в плечи, а потом обратился к Антонине Петровне, истуканом стоявшей рядом с ним:

– Объясните детям, кто я.

Уже потом Аня узнала, что Антонину Петровну все жутко боялись. Обычно она рассматривала провинившегося сквозь очки, а потом произносила высоким скрипучим голосом:

– Ну-у-у!.. – потом выдерживала длинную паузу и добавляла с расстановкой: – Так что же мы с вами будем делать?.. – После чего рявкала, брызгая слюной прямо в лицо несчастному: – В колонии для малолетних преступников с вами цацкаться не будут!