Юрий Воищев - Пираты Неизвестного моря

9. Вкалывай – (чеши, значит).

10. Доходяга – (не объясняется).

Напрасная затея – их записывать. Они и так прекрасно запоминаются. Занятие, конечно, полезное. В семейном кругу никогда такими словами бросаться не станешь, потому что теперь твердо знаешь: вое непонятные слова – слова-паразиты.

До матросских плясок дело не дошло. Гармонист принялся обучать нас «светским манерам». Мы разбились на пары. Партнеры шли друг другу навстречу и, поравнявшись, отвешивали поклоны и вежливо орали:

– Здрасьте!

Расходились:

– До свиданьица!

Как ло нотам:

– Здрасьте – до свиданьица!!!

Эта игра нам понравилась.

Гармонист торжествовал:

– Порядок! Валяй, следующая пара. А можно еще изысканней прощаться: гуд бай – покедова – оревуар!

А потом он внезапно загрустил:

– Вы не пионеры, а тоска зеленая. Я с вами скучаю, а где-то здесь рядом свадьбу гуляют!

Он поспешно развел нас по палатам и ушел в неопределенном направлении, наигрывая «Туш».

– Зря я шахматы брал, – уныло сказал Гринберг. – Тут и сыграть-то не с кем.

– Как не с кем? – удивился Рой.

– А вот так.

– А я?… А мы?

– А что – ты?… Ты ферзя от королевы не отличишь!

– Я?

– Ты.

– Отличу!

Все ребята захохотали.

А Гринберг, словно и не радуясь, что его шутка попала в цель, печально вздохнул:

– Вот видишь… Ты даже не знаешь, что ферзь и королева – это одно и то же.

– Спортсмен, – хмыкнул Ленька. – Тут головой думать надо. Скучно почему-то Левке каждый день играть самому с собой.

А по-моему, если играть, то только так. И противник достойный. И проиграешь – не обидно, потому что самому себе проиграл. А выиграешь, вдвойне приятно – сам себя обыграл! И вообще, как тут ни крути ни верти, всегда ты победитель, даже если и проиграл.

Хорошо играть самому с собой! Все ходы противника наперед знаешь, как бы он ни хитрил и ни выкручивался. И над душой у тебя никто не стоит, и с ходом никто не торопит – думай сколько влезет. Захочешь, на неделю партию отложишь, а то и на год. И никто не скажет, что ты струсил. А случись, на необитаемый остров тебя с шахматами волна выбросит, не пропадешь от скуки, если сам с собой в шахматы играть умеешь. Не умеешь – научишься, времени много, потому что необитаемые острова всегда стоят в стороне от морских путей. Пройдет лет двадцать, найдут тебя на вертолете и прямым ходом в Москву на международный шахматный турнир. Всех обыграл – и чемпион мира! И не удивительно – сам с собой за двадцать лет столько встреч провел, что и не сосчитаешь. Практика!

Одно обидно, после этого на необитаемые острова начинающих шахматистов полным-полно набежит, как кроликов.

– Дай мне шахматы, – оказал я Гринбергу. – Сам с собой сыграю.

– А ты ферзю от королевы отличить можешь? – опросил Рой. Но Гринберг уже протянул мне шахматы:

– На, бери… Только у черного короля голова отломана.

– Ничего, разберусь, – ответил я.

– А может, со мной сыграешь? – вдруг оживился Гринберг.

– Врешь? – я испугался и в то же время обрадовался. – Со мной?

– Да лучше с тобой, чем с Роем, – умно заметил Левка, расставляя фигуры.

– А чем я хуже! – вспылил Рой. – Чур, я второй. Играю с победителем.

– И я!… И я!… – зашумели остальные пираты, и тут же выстроилась очередь.

Игра началась. Левке достались белые.

Рой шумно дышал мне в затылок и мешал думать. Поэтому я стал повторять Левкины ходы. Левка двинул вперед пешку. Я тоже двинул пешку вперед. Левка пошел конем. Я сделал то же самое. Левкин конь съел мою пешку. Мой конь тоже не оплошал. Пираты оживленно шептались за спиной:

– Королевский гамбит!… Индийская защита!… Система Петросяна!…

Левка начал нервничать и сбил своим офицером мою королеву. Мой король не растерялся, и Левкиного офицера с доски словно ветром сдуло.

– Ну что, ничья? – гордо спросил я.

Левка страшно растерялся и… сделал мне мат в три хода.

Но зато у меня были целы почти все фигуры, если не считать пешки и королевы.

А вот у Роя Левка посбивал почти все фигуры, оставил Славкиного короля одиноким и наглухо «запер» в углу.

Рой начал кричать, что это случайность, что он лучше меня играет. Но когда Лейка обыграл его десять раз подряд, Славка вконец разозлился.

– А у меня зато мускулы! – обиделся он, согнул руку в локте и стал совать Левке под нос вздувшийся бицепс.

Но Левка сказал, что на мускулы ему наплевать. Сейчас атомный век, и сколько бы Рой ни качал силу, все равно он не станет сильней, чем шагающий экскаватор.

Рой надулся, взял гантели и ушел на двор.

Со Спасибо Левке пришлось попотеть. И не потому, что Олег играл хорошо. Просто он долго думал. И Левка весь извелся, по сто раз хватаясь за ферзю и ставя ее на место, когда Олег, вопреки всем правилам, начинал «передумывать» уже сделанный ход. Но зато когда Левка дорывался до хода, то не разменивался на пешки, а крошил направо и налево слонов, коней, тур.

И хочешь – не хочешь, подошел такой момент, когда все поняли, что еще один ход, и Спасибо не миновать мата. Олег так глубоко задумался, что Левка понял: он будет думать день, неделю, год, но так и не осмелится сделать никакого хода.

Поэтому Левка поспешно сказал:

– Ничья!

Спасибо нехотя согласился – мы его уговорили.

Зато потом я несколько раз видел, как он вечерами, тайком вынув Левкины шахматы, расставлял фигуры и все думал, думал, как избежать мата. Вздыхал, клал доску на место. А на следующий день доставал снова.

Но особенно жестокое сражение разгорелось у Левки с моим братом.

Сначала Ленька играл по моей системе, повторял Левкины ходы.

Потом, когда Гринберг перешел в наступление, он горячился и негодовал, как Рой.

Затем он основательно задумывался, как Спасибо, испытывая Левкино терпение.

Но ничего не помогало.

Мат был не за горами.

Но вдруг, несмотря на то что Гринберг сбил у него еще одну фигуру, положение резко переменилось.

Ленька двинул свои войска в наступление но всему фронту.

Шах!

Шах!

Шах!

Гринберг еле успевал спасать своего короля.

Ребята торжествовали. Все они злились на Гринберга, который небрежно нанес им поражение. И поэтому страшно хотели, чтоб Ленька выиграл.

Все стали помогать Леньке советами, куда какой фигурой пойти. А Гринберг, который страшно любил подсказывать всем на уроках, почему-то разозлился, расстроился:

– Все на одного, да?! Обрадовались!…

Грунькин радостно пожал мне руку:

– Молодец, Помидоров! У тебя брат – во! Завидуют! Небось у самих такого брата нету!

Люблю я моего брата! Он и сильный, и ловкий, и находчивый, и в беде никого не бросит.