Виктор Бороздин - Там, где звенит Енисей

- Носи.

Бусы были из красного бисера, а кое-где из синего. Нелё их сама нанизала, ещё летом. Она потянула Улю к зеркалу.

- Посмотри. Верно, красивые?

Дома у Улиной мамы было зеркальце, маленькое, круглое. Уля любила в него смотреться. Но в нём можно было увидеть только нос и глаза. Здесь зеркало было громадное, больше Ули ростом. Уля глянула и ничего сперва не поняла. Нет, видно-то было очень хорошо. Вон сбоку стоит Нелё и прихорашивается. А рядом с Нелё - совсем незнакомая девочка, с короткими, не очень послушными волосами, в таком же, как и у Нелё, платье. На шее у девочки бусы. Кто же это? Неужели это она, Уля?..

А Нелё - там, в зеркале, - повернулась к той девочке, поцокала языком и сказала:

- О, бэй! - А потом по-русски: - Хорошо!

Уля посмотрела на ту Нелё, в зеркале, потом на Нелё, что рядом, потом опять на девочку с бусами... И, улыбнувшись ей, тоже сказала:

- О, бэй!

НА ДАНИЛКИНОЙ РЕЧКЕ

Наконец-то кончился этот невероятно длинный для Ули день. Спать её положили рядом с Нелё, только на другой кровати. Простыни, подушки белые-белые, гладкие и холодные, словно снежный сугроб. Уля попробовала свернуться комочком - неудобно, сунула голову под подушку - тоже неудобно. Дома-то она сейчас бы легла на оленьи шкуры и укрылась бы оленьей шкурой. А главное - не одна. Под боком у неё возились бы сестрёнка, братик, спорили бы, кому куда лечь, и, угомонившись, сразу бы уснули. А во сне они совсем смирные. Как далеко они сейчас! А она - тут, совсем одна. Зачем только придумали эту школу?! И зачем спать кладут поврозь?

Уля села в кровати, обхватила колени руками. В спальне тихо. Все девочки спят. И Нелё спит. А может, только притворяется? Вон кровать её скрипнула...

Уля тихонько слезла на пол и так же тихонько заползла к Нелё под одеяло. Нелё, видно, обрадовалась и сразу подвинулась, уступая место. Возле Нелё тепло. И так хорошо стало, почти как дома. Уля подложила ладошку под щёку и глубоко-глубоко вздохнула.

Нелё приподняла голову.

- Ты мою маму видела? - шёпотом спросила она.

Уля не ответила.

- Спит! - удивилась Нелё. - Только легла и уже спит.

У Нелё глаза никак не хотели закрываться. Это потому, что Уля из дома приехала. И Нелё сразу вспомнила всех своих. Что-то мама с отцом сейчас делают? Наверно, сидят у жаркой печки. Мама, может, режет острым ножом сыромятную кожу на узенькие полоски, а отец плетёт из них новый маут*, он давно собирался. А думают, наверно, о ней. И сестрёнки думают и всё спрашивают: когда Нелё приедет?

_______________

* М а у т - длинный ремень с петлей на конце для ловли домашних оленей.

"Скоро. Спите", - отвечает мама.

И, помолчав немного, наверно, говорит отцу:

"Надо, однако, съездить в школу, проведать нашу старшую".

Отец долго молчит, а потом, наверно, говорит:

"Надо, однако".

"Конечно, надо", - думает Нелё. И вспоминает, как хорошо было летом, когда все они жили вместе...

У отца тогда болела нога, и он не ушёл с оленьим стадом далеко к морю, а остался рыбачить вместе с Улиным отцом.

Все они поплыли по Данилкиной речке. Плыли долго-долго, от посёлка уплыли за тридевять земель, а когда выбрали хорошее место, остановились.

Улин отец поставил свой чум на одном берегу реки, а они - на другом. Мама-то и ребята очень хотели жить рядом с Лырмиными. Рядом-то веселее. Но отец сказал: "У меня от шума голова раскалывается". А какой шум от одного чума-то? А до какого-нибудь ещё чума или посёлка иди хоть день, хоть два, хоть три - не дойдёшь. Так они и жили всё лето - друг против друга, через речку.

Выйдет, бывало, мама на край берега и кричит Улиной маме:

- Вэрковна, нет ли у тебя чаю на заварку? У меня куда-то запропастился.

- Есть! - отвечает Мария Вэрковна.

Отсыплет чаю в лопух, положит туда камешек для тяжести, завернёт и бросит через речку. Данилкина речка не широкая, только глубокая.

А то напечёт мама лепёшек и снова кричит:

- Вэрковна, попробуй, каких я лепёшек напекла!

Размахнётся и бросит - одну, другую, третью... Мария Вэрковна только успевает на лету подхватывать.

- Зачем так много? - кричит она.

- Пусть и ребята попробуют.

Потом мамы стоят у реки долго-долго, всё говорят, никак наговориться не могут.

- Слышала, скоро станут детей в школу забирать! - кричит Нелёна мама. - Ты отдашь свою?

- Нет, - отвечает Улина мама, - не отдам. А кто бакарики* будет чинить детям?

_______________

* Б а к а р и к и - специальный вид обуви у жителей Севера.

- Я тоже свою не отдам. Пусть берут малых, бесполезных, а старшую не отдам.

Нелё и Уле тоже скучно поврозь. И они тоже подбегут к речке и кричат:

- Ты что делаешь?

- Ничего. А ты что?

- Я тоже ничего.

- Давай вместе...

- Давай.

- Смотри, какую я парку для куклы сшила! - кричит Уля и размахивает куклиной одёжкой. - Давай меняться на пёстрый платок.

Парка красивая, бисером расшита, даже через речку видно, как она блестит. Кинулась Нелё в чум за платком, а мама говорит:

- Не дам платок, в чём в школу поедешь?

Вот тебе и раз! То грозилась, что не пустит в школу, а то: в чём поедешь?

Случалось им иногда и вместе играть. Это если отец дома и лодка на привязи. Посадит тогда Нелё в неё сестрёнок, сама за вёсла - и на ту сторону. Там, за чумом, среди мха и ярких тундровых цветов лежал большой плоский камень. Откуда он взялся так далеко от берега, никто не знал - ни мама, ни отец. Мария Вэрковна говорила: "Знамо дело, с неба упал". Этот камень был у ребят катером, который приходил за добытой рыбой.

Капитаном всегда был Вовка, Улин братишка. Он крепко топал ногами по камню - это стучал мотор катера, - потом, надув щёки, гудел: "У-у-у-у-ууу!" - и только после этого кричал:

- Э-э-э, на берегу-у! Рыба есть?

- Есть, есть, - отвечали ему.

- Много?

- Много.

И все начинали бегать вокруг камня, суетились, как суетятся всегда взрослые, когда приходит настоящий катер.

- Смотри, капитан, какие язи, лини, щуки!

Все протягивали ему прутики, палочки.

- Недомерки, - сердился Вовка, - подчирки. Зачем ловите таких?

- Нечаянно.

- Поймал нечаянно - пускай в реку, пусть живут.

- Ладно, - соглашались "рыбаки". - А хлеб, чай, сахар, табак у вас есть?

- Есть. Ларёк богатый приехал.

Вовка важно шмыгал носом и раскладывал "товар" - разные камешки, ветки.

- Иван, давай мне десять буханок хлеба, десять плиток чая, пять кило сахару и три платья для бабы.

- А мне сапоги резиновые, - прорывалась без очереди Зойка, младшая сестрёнка Нелё, - длинные, для рыбалки.

- И мне длинные, - требовала Вовкина и Улина сестрёнка Юлька.

Весело шла торговля. Вовка получал деньги (простые бумажки) за "товар", а потом раздавал их назад - платил за рыбу.

...Осенью к ним, на Данилкину речку, прилетел вертолёт. Нелё сидела и чистила большого сига - мама велела, - когда послышался стрекот мотора. Прямо с рыбиной в руках она взбежала на косогор - посмотреть.