Ирина Пивоварова - Старичок в клетчатых брюках

Впрочем, с прозвищами всегда так. Их редко дают заслуженно. Прилепится какая-нибудь нелепая кличка к человеку, и так он и ходит, бедный, мучается неизвестно за что.

Тут на память нам приходит история про одну нашу знакомую. Эта знакомая рассказала как-то, что в детстве у неё тоже было прозвище.

Вышла она, будучи семилетней девочкой, во двор погулять, а в руках держала хлеб с повидлом, мама ей на дорожку дала. Увидали её дети с этим хлебом и недолго думая прозвали Повидлом. С тех пор, стоило ей выйти во двор, как все кричали в один голос: «Повидло! Повидло!»

Наша знакомая очень переживала и даже перестала гулять во дворе. Потом, правда, ничего. Выросла, поступила в институт, потом на работу, и Повидлом её давно уже звать перестали.

Однако мы отвлеклись.

К чести Павлика надо сказать, что плакал он недолго. Взял себя в руки, вытер глаза, выключил воду и сказал изо всех сил бодрым голосом:

– Люсь, я сейчас выйду. Я тут душ принял.

Павлик приоткрыл дверь. В ванную бесшумно вошёл Тимофей.

Люськи нигде не было. Значит, она ушла.

– Извини, Тимка, что я толкнул тебя, – сказал Павлик, беря кота на руки и утыкаясь лицом в его тёплую пушистую грудку. – Я не нарочно. Не везёт мне в жизни, понимаешь? Я думал, на новой квартире новая жизнь начнётся, а меня Тефтелей прозвали! Вот тебе и новая жизнь!

«Мур-р-р, не огорчайся, в жизни всякое бывает. – Тимофей потёрся головой о Павликин подбородок. – Пойдём лучше молочка выпьем, оно успокаивает. А насчёт турника не беспокойся. Турник – это пустяки. Ты, если захочешь, в два счёта научишься!»

Они пошли на кухню, попили там молока. Потом Павлик подошёл к окну и с треском захлопнул его.

– Ладно, они ещё увидят, какой я Тефтеля, правда, Тимк?

Тимофей вспрыгнул на подоконник, выгнул спину, выглянул во двор и грозно замяукал.

На следующий день Павлик во двор не вышел, а мрачно слонялся по квартире.

В пуговицы он тоже не играл. Как только доставал, сразу вспоминал происшедшее, и на душе становилось тошнее тошного.

– Тефтеля, выходи! – кричали в окно братья Петуховы.

Павлик захлопывал форточку и задёргивал занавески. Ненавистное слово жгло душу. Нет, с таким прозвищем жить на свете нельзя, хоть застрелись!

Павлик покрутил головой, чтобы от него избавиться, достал дневник и стал писать.

8 июня.

Случилось непоправимое! Я вышел с Люськой погулять в новый двор, а они все на меня набросились и стали унижать. Что я им сделал? Я их не дразнил. Я вообще никого не дразнил в жизни, так почему ко мне вечно все цепляются? На этот раз мне дали такое ужасное прозвище, что даже повторить его не могу! В тысячу раз хуже, чем Помидор. Помидор – это хоть ясно почему, фамилия такая. Но почему Тефтеля? Разве я на тефтелю похож? Ничуточки!! А всё этот Андрей! И с чего я решил, что он хороший? Нет, такой «друг» мне не нужен. Я ни за что на свете не захочу теперь с ним дружить! Я вообще во дворе этом мерзком гулять больше не буду! Я совершу одну вещь! Я такое сделаю! Я сошью из простыни парашют и у них на глазах прыгну с крыши, пусть узнают, какой я Тефтеля! А с завтрашнего дня я по два часа буду ходить по набережной, выслеживать, вдруг кто тонет. И я его спасу! И мне дадут медаль «За спасение утопающих», и я её надену и выйду во двор. Посмотрим, что они тогда скажут! А ещё я буду подтягиваться на антресолях, и мускулы у меня станут круглые, как гири. Я подойду тогда к Андрею и так ему руку сожму, что он запищит о пощаде и попросит прощения. Но я его не прощу. Ни за что не прощу!

11 июня.

Я уже несколько дней не гуляю. Мама спрашивает, почему я стал бледный. Говорю, нездоровится. Как я могу гулять, когда они всё время во дворе! Сегодня я наблюдал за ними в бинокль. Андрей гулял с собакой, немецкой овчаркой по имени Брут. Он вынес во двор коробку с заграничными значками и раздал близнецам и Светке. Они все напялили по три значка и через каждые пять минут бегали глядеться в зеркало. Люська бы лопнула от зависти. Ещё он давал всем жвачки. Теперь они все ходят и жуют. Они его обожают.

Пробовал сшить парашют, но у меня ничего не вышло.

12 июня.

Люська уехала к бабушке в деревню, и не с кем даже поболтать по телефону. Скука! Сижу дома, хожу только в магазин.

Сегодня они разровняли кучу песку и стали прыгать, а Андрей их учил, как разбегаться и правильно подгибать колени. Сам он, конечно, прыгал дальше всех. Хоть он и гад, а замечательно прыгает! Наверно, он будущий мастер спорта по прыжкам. Эх, много бы я дал, чтобы на-учиться так прыгать, но я неспособный, никогда не научусь.

Может, я зря на него злюсь? Понятно, что я кажусь ему тефтелей. Честно говоря, по сравнению с ним я и есть тефтеля. И собака у него замечательная! У неё целых две медали! А у меня всего-навсего обыкновенный кот, да и тот без медалей. И вообще, его все уважают. Когда они прыгали, Светку стали звать домой, а она сказала: «Дядя Дима, я не могу, нас Андрей тренирует». Тогда её дядя сел на лавочку и стал смотреть, а потом подошёл к Андрею, пожал ему руку и сказал: «Благодарю от общественности двора! Ты, молодой человек, хорошее дело делаешь, наших детей к спорту приобщаешь».

А вот я пока так ничего хорошего и не сделал. Вчера был на набережной и понял, что в такой грязной реке никто и купаться-то не станет, не то что тонуть. Эх, вот бы загорелся какой-нибудь дом! Я залез бы в горящее окно и спас из огня маленького ребёнка. Нет, лучше, пожалуй, с хулиганами в переулке встретиться, как Тоськи Тарелкиной брат.

13 июня.

Сегодня случилось вот что. Я пошёл в булочную и на обратном пути наткнулся на этих рыжих близнецов со Светкой. Они, как только увидали меня, сразу закричали:

«Тефтеля! Тефтеля!»

У меня внутри всё перевернулось, но я виду не подал, даже не взглянул на них. Тогда они подбежали совсем близко и закричали:

«Жирная Тефтеля, где твоя сестрица, тощая Спица?!»

Этого я уже не мог выдержать. Пусть уж меня дразнят, но Люську они безнаказанно дразнить не будут! Я выхватил из сумки батон и бросился на них. Но они оказались юркие, как ящерицы. Они хихикали и ловко увёртывались, не переставая на весь двор трещать свою отвратительную дразнилку. Я совершенно запыхался и выбился из сил, гоняясь за ними. Вдруг я услышал голос:

«Дети, прекратите дразнить мальчика! Как не стыдно!»

Я поднял голову. На балконе второго этажа стояла девушка. Лицо у неё было сердитое и очень красивое. Мне сразу стало легче оттого, что не все на свете вредные, а есть и благородные люди. Ведь девушка эта меня совсем не знает, а заступилась.