Коллектив авторов - Литература (Русская литература XIX века). 10 класс. Часть 2

2. Что такое «физиологический очерк»? Кто из русских писателей второй половины XIX столетия работал в этом жанре? Как он повлиял на развитие русской прозы?

3. Кто был основателем натуральной школы? А кто придумал ее название? Каковы были основные художественные идеи натуральной школы?

1. Прочтите очерк Д. В. Григоровича «Лотерейный бал» из сборника «Физиология Петербурга» и его же рассказ «Гуттаперчевый мальчик» (1883). Есть ли принципиальные различия между картиной мира, созданной в «документальном» очерке и в рассказе? Какова взаимосвязь между рассказчиком и событиями в одном и в другом случае?

• Физиология Петербурга. М., 1991.

Некрасовский сборник был переиздан в самой серьезной научной серии «Литературные памятники»; в это издание входит обширная статья об истории его создания, развернутый комментарий.

• Виноградов В. В.Эволюция русского натурализма // Виноградов В. В. Избранные труды. Поэтика русской литературы. М., 1976.

Выдающийся историк литературы поставил русскую натуральную школу в контекст общеевропейских культурных процессов.

• Кулешов В. И.Натуральная школа в русской литературе. 2-е изд. М., 1982.

Книга содержит подробный анализ такого явления в русской литературе, как натуральная школа.

• Манн Ю. В.Философия и поэтика натуральной школы // Проблемы типологии русского реализма. М., 1969.

Автор статьи просто и сжато представляет основные художественные принципы и идеи натуральной школы.

Кто же стал прямым наследником идей натуральной школы в отечественной словесности? Если не считать великого сатирика и публициста M. Е. Салтыкова-Щедрина (ему будет посвящен следующий раздел), то прежде всего те писатели-разночинцы, кого принято именовать «революционными демократами». Они в большинстве своем интересовались не столько «художествами», сколько реальным ходом реальной жизни. Многие из них по духу своему были политическими борцами, хотели переменить российскую действительность эволюционным или революционным путем. Но легальные способы участия в политике (выборы в парламент, партии) в самодержавной России отсутствовали. А нелегальной борьбой, участием в тайных революционных организациях ограничиваться им не хотелось. И тогда, почувствовав, что русская литература превращается в главную общественную трибуну, непосредственно влияет на умы, занимается судьбами «маленьких людей», критикует устройство российской жизни, разночинные прозаики и публицисты 1840—1860-х годов сознательно или бессознательно использовали литературу как средство продвижения своих политических идей.

Самым ярким представителем этой «когорты» отечественных писателей-борцов стал Николай Гаврилович Чернышевский (1828—1889).

Он родился и вырос в Саратове, на Волге. Будучи (как многие литературные разночинцы) сыном священника, он рано расстался с церковной жизнью, но перенес всю страсть религиозного чувства на жизнь общественную. Он верил в переустройство земного бытия на справедливых началах, как верующий человек уповает на Царство Божие, на загробную жизнь. Человек прямой и честный, Чернышевский заранее предупредил свою будущую жену о том, что всего себя отдаст делу революции, а если случится народный бунт, то он непременно примет в нем участие; стало быть, скорее всего, попадет в крепость и на каторгу. И потому она сознательно и добровольно связала свою судьбу с «опасным» человеком.

Прежде чем выступить в роли беллетриста, Чернышевский (к тому времени перебравшийся в Петербург) успел защитить ученую диссертацию, названную «Эстетические отношения искусства к действительности» (1855). Главной идеей Чернышевского-эстетика стала мысль о том, что прекрасное есть сама жизнь во всех ее проявлениях, а трагическое – это ужасное в жизни человека.

С точки зрения традиционной эстетики идеи Чернышевского не выдерживали никакой критики. Мы читаем книгу не для того, чтобы извлечь из чтения практическую пользу; мы читаем ее для того, чтобы получить эстетическое наслаждение. Разумеется, хорошая книга в конечном счете влияет на нас, на наши мысли, на наше мироощущение, даже воспитывает. Но это следствие, а не причина, результат, а не цель. Однако любые политические борцы, независимо от того, к какому лагерю принадлежат, дворянскому, разночинному или пролетарскому, относятся к искусству как к силе служебной, которая подчинена решению более важных общественных задач.

В 1863 году в «Современнике» появился роман самого Чернышевского «Что делать?». Название отсылало читателя к другому публицистическому роману «Кто виноват?» А. И. Герцена. (В центре герценовского сюжета стоял молодой дворянин Бельтов; воспитанный швейцарцем-идеалистом, Бельтов мечтал об общественной деятельности; пытался найти себе применение на социальном поприще в России; был отторгнут самодержавной действительностью; стал разочарованным «молодым стариком», фактически – неудачником.) Но у Герцена вопрос был поставлен «по-литературному»; он, как писатель-аналитик, выученик натуральной школы, ставил диагноз современному обществу, объявлял его главным виновником бельтовской катастрофы. А у Чернышевского вопрос, вынесенный в заглавие романа, звучит почти как руководство к действию. Писатель словно бы заранее обещает читателю ответить на вопрос, дать рецепт исцеления от социальной болезни.

Полудетективному сюжету (таинственный герой Рахметов неизвестно куда исчезает) вполне соответствовала полудетективная история самой рукописи. 7 июля 1862 года по подозрению в причастности к революционным организациям Чернышевский был арестован и посажен в Петропавловскую крепость. В период следствия (оно завершилось в 1864 году обвинительным приговором, гражданской казнью и семилетней каторгой) у Николая Гавриловича было много свободного времени, и он сочинил публицистический роман. Рукопись частями поступала на рассмотрение членов следственного комитета, но никаких возражений у них не вызывала: «опасные» идеи были хорошо законспирированы, завуалированы «развлекательной» формой. Пропустила роман и цензура; если что рукописи и угрожало в тот момент, так это случайность, «перст судьбы».

Позже А. Я. Панаева вспоминала:

«Редакция «Современника» в нетерпении ждала рукописи Чернышевского. Наконец, она была получена со множеством печатей… Некрасов сам повез рукопись в типографию Вульфа, находившуюся недалеко – на Литейной, около Невского. Не прошло четверти часа, как Некрасов вернулся и, войдя ко мне в комнату, поразил меня потерянным выражением своего лица.