Коллектив авторов - Литература (Русская литература XIX века). 10 класс. Часть 1

В 1820 году началась череда малых европейских национально-освободительных восстаний: греки, итальянцы, испанцы стремились сбросить бремя чужеземной власти. А там, где высокая романтическая борьба за свободу, – там неизбежна и человеческая кровь, и взаимная ненависть, и борьба мелких страстей. Цветущая Италия, счастливый Неаполь стали центрами революционных потрясений. Это произвело на Батюшкова гнетущее впечатление.

В результате поэт взял бессрочный отпуск «для лечения» и отправился в странствие по Европе. В Дрездене после встречи с Жуковским Батюшков написал стихотворение, в котором предельно отчетливо выражена мысль, буквально преследовавшая его в эти годы: «Жуковский, время все поглотит». От этой мысли он бежал, пытался спрятаться, скрыться, писал «Подражания древним», словно хотел обрести в древней гармонии противоядие от дисгармоничной действительности. Но ничего не помогало. Перед возвращением домой в Россию Батюшков уничтожил все, что написал в Италии. И этот эмоциональный поступок (вспомните о нем, когда будете знакомиться с биографией Гоголя) свидетельствовал о неумолимо надвигавшемся душевном нездоровье.

1822 год поэт провел в путешествии по югу России – по Кавказу, Крыму. Но приступы душевной болезни настигали его все чаще, а поэтические озарения случались все реже. В 1821 году Батюшков создал едва ли не самое горькое, самое страшное и самое запоминающееся из своих стихотворений.

Вся человеческая жизнь сведена здесь к четырем словам, к четырем состояниям: страдал… рыдал… терпел… исчез… Зачем он перенес эти страдания? Никто не знает. В этих стихах отвергнуто религиозное утешение, надежда на воздаяние «там», в вечной жизни. Хуже того: свою безутешную мысль поэт вложил в уста легендарного библейского царя Мельхиседека. И добавил: мысль эту Мельхиседек изрек, «прощаясь с жизнию». Чтобы понять трагический смысл высказывания, нужно знать, что по библейскому преданию Мельхиседек – загадочный священник и царь, который «не знает смерти», то есть бессмертен. И вот батюшковские стихи о предсмертных словах того, кто служит символом бессмертия…

Вскоре после этого сознание Батюшкова окончательно угасает. В 1824 году завершается его разумная жизнь, он умирает для творчества, для общения с близкими. И начинается новая – в мареве безумия. С 1834 года он поселится в родной Вологде, где умрет спустя 20 лет, в 1855 году.

Как вы думаете, связаны ли между собой крах «маленькой философии» раннего Батюшкова и его душевный кризис? Поразмышляйте на эту тему.

Как мы с вами установили (и даже показали на примере послания «Мои пенаты»), Батюшков был человеком романтической эпохи, который тосковал по утраченной классической ясности. Чем дисгармоничнее становилось его мироощущение, тем гармоничнее, «классичнее» – поэтический язык. Потому-то столь часто повторяются в его произведениях устойчивые поэтические формулы. По той же самой причине Батюшков из стихотворения в стихотворение воспроизводил условный портрет своей возлюбленной: «златые власы», голубые глаза… Это не был портрет реальной женщины – это был прекрасный, неподвижный, несуществующий идеал. А «сладкая» звукопись батюшковского стиха, ласковая, гибкая, глазурью покрывала созданные им поэтические образы. Но в глубине этой неподвижной и чуть сонной формы таилась тревога, и она могла в любое мгновение вырваться наружу, нарушив обманчивый покой батюшковского стиля.

Вы уже читали одну из самых «воздушных» элегий Батюшкова – «Мой гений», рассматривали ее как один из образцов любовной лирики XIX века. Теперь пришла пора заняться монографическим анализом текста, связать особенности стихотворения с общей картиной мира, которую Батюшков создает в своем творчестве.

Общая тональность стихотворения – нежность, общее впечатление – гармония. Но уже в первом стихе исподволь намечено столкновение двух тем, двух настроений: печаль разлуки, воспоминание о которой хранит рассудок, и сладость любви, о которой не может забыть сердце поэта. У каждой из этих тем, у каждого из этих настроений сразу появляется свое звуковое соответствие. Сладкая память сердца связана с любимыми батюшковскими звуками – «л», «н», «м». Они тянутся, обволакивают слух, успокаивают. А грустная память рассудка связана с резкими, взрывающимися, рокочущими звуками: «п», «р», «ч». Звуки эти сталкиваются в строке, борются друг с другом, как память о печали борется с памятью о счастливой любви.

Поэт погружается в глубины «памяти сердца» в трудную минуту. Недаром первый стих открывается тяжелым вздохом, почти стоном: «О, память сердца!..» Так взывают на краю отчаяния к Богу: «О, Боже!..» И незаметно для самого себя Батюшков попадает под пленительную власть «памяти сердца». Вторая строфа говорит об успокоении, о чудном воспоминании. Поэтому на протяжении всей строфы – вплоть до последней строки! – ни разу не слышно грозно-раскатистого «р» или сопротивляющихся произношению «п» и «ч». Звуки льются волной, как золотые локоны любимой. (Вот он, излюбленный Батюшковым условный портрет золотоволосой голубоглазой красавицы!) И в следующей строфе Батюшков «расшифровывает» этот образ, напоминает читателю о жанре идиллии, в пастушеские одежды которой наряжена его героиня: «Моей пастушки несравненной / Я помню весь наряд простой…»

Но вот на что обратите, пожалуйста, внимание. В самом последнем стихе этой, казалось бы, совершенно безмятежной строфы, внезапно появляется один-единственный звук «р»: «Небрежно». Он не нарушает общего «воздушного» звучания строфы, но, как камертон, незаметно перенастраивает стихотворение на иной лад.

Третья строфа тематически примыкает ко второй. Здесь также говорится о торжестве «памяти сердца» над «памятью рассудка», любви – над разлукой. Но звукопись совсем другая: Па СТу ШКи не СРавненной… на Ря Д ПРо СТой. И в этом есть определенный смысл. Ведь во второй строфе Батюшков стремился передать состояние блаженства, охватившего его при воспоминании о любимой. А в третьей – он медленно, постепенно, но неумолимо выходит из этого состояния, возвращается мыслью к своему сегодняшнему невеселому положению.