Ольга Малинова - Политическая наука №1/2011 г. Этничность и политика

Конфронтирующие стороны занимают – в семантической дислокации – линии обороны вдоль денотатных полей, с одной стороны, и сигнификатных полей – с другой.

Для кого-то одновременно и в качестве защищаемых позиций, и в качестве орудий выступают такие материи, которые воспринимаются как вещи. Вещи, поддающиеся именованию. «Этнос» и «этнополитика» здесь – денотаты (когда, по Ч. Моррису, объект референции реально существует), референты, бесспорно присутствующие в реальности. Слова объединяются по отношению к одной предметной области. Это – десигнаты (если речь идет о роде объекта или классе объектов) [Моррис, 2001, с. 49], т.е. то, о чем идет речь, то, что эмпирически представлено и оформлено, то, что обладает плотью, живет и действует. Если это этнические единицы, то они естественным образом присутствуют в политике (в каком качестве – субъекта или объекта – разговор отдельный), на практике взаимодействуя с институтами власти и влияния и пр. и пр.

Другие отстаивают свои позиции во имя и при помощи сигнификатов. Здесь понятийные «поля» и связи слов устанавливаются не только (и не столько) с референтными данностями, но – прежде всего – с мыслительными образами. Слова объединяются по критерию принадлежности к одной сфере представлений. Обороняемые рубежи и направления наступлений в данном случае очерчиваются не «этносами», но «этническим».

Несколько упрощая существо дела, можно отметить, что некоторые предпочитают говорить об «этнополитике», тогда как другие по преимуществу – об «этнополитологии».

Денотатное поле «этнополитики» – чаще всего плод постулирования определенных онтологически данных границ. Свойства этого поля также, в свою очередь, могут быть рассмотрены сквозь призму семантических категориальных значений. Это «субъект – предикат» («имя – глагол»), «субъект – объект», «активность – неактивность», «действие – состояние» и т.д. [см.: Степанов, 1990, с. 438].

Денотативные притязания – врожденное свойство интерпретаций «этнополитики», переходящее из перинатального состояния начала 90-х годов прошлого столетия в нынешнюю стадию отчетливо проявляющейся акселерации дисциплины – обвальных количеств публикуемых материалов, учреждения периодических изданий, составления университетских учебных планов и ВАКовских номенклатур. Уже с самого появления на свет «этнополитика» начала экспансивно позиционировать себя на денотатных пространствах. Этнополитика как «система», как «системная целостность» – и одновременно как «универсальная», «общеприменимая» теория и модель, «которые носят всеобщий характер и применимы к государствам с различными общественными системами». Так, во всяком случае, было заявлено чуть ли не с самого начала [см.: Майборода, 1993, с. 8, 40, 96].

Одновременно с этим – и не менее претенциозно – была предложена развернутая версия аппарата категорий «этническая власть» («этнархия», «этнократия»), «этнополитические институты» («государство как этнополитический институт»), «стратегия и тактика этнополитики», «направления этнической политики – этноэкономическая, этнокультурная, этногосударственная, этноправовая, этноинформационная» [см.: Марченко, 1994, с. 69–76]. Предмет рассмотрения здесь имеет безоговорочный статус реально бытующего референта, интерпретируется субстанционально как обособленная область социополитической действительности со всеми полагающимися в таких случаях атрибутами.

Таким образом, денотативные претензии молодой дисциплины изначально особых концептуальных ограничений не ведали. Главное, что здесь постулировалось в качестве чего-то не подлежащего сомнению, – это наличие субъекта «этнополитики».

Проблема субъектности в принципе играет роль главного смыслового ядра семантического пространства этнополитики. В этом плане можно соотнести два разнонаправленных вектора: от политики – к этническому и, соответственно, от этнического – к политике.

Первый из названных векторов представлен в вариантах большей или меньшей этатичности, в тех или иных контекстах государствоцентризма. Отправной момент в данном случае предполагает, что «этнополитика» есть одно из направлений государственной политики. «Этнополитика – это внутренняя политика государства в отношении этнических общностей и межэтнических отношений. Это целенаправленная деятельность по регулированию этнополитических процессов, содержащая в своей основе теорию, цель, принципы, главные направления, систему мер по реализации» [Кошкаров, 2006]. Такой взгляд на вещи, несомненно, имеет право на репрезентацию. Однако применительно к нему будет весьма затруднительно подобрать мало-мальски адекватные корреляты в реальной жизни. Какая из «политик», практикуемых в разных областях общественного развития, могла бы отвечать столь строгим критериям, каковыми являются увязанные воедино теория, цели, принципы, направления и меры?

Есть, разумеется, значительно более реалистические (следовательно, релевантные) интерпретации государственной политики в рассматриваемой области. «Этнополитика, – пишет Л.М. Дробижева, – это последовательное регулирование коллективных прав этнических сообществ на территориях их исторического проживания и институционализация этого регулирования через принятие соответствующих законодательных актов и создание государственных органов, ответственных за этническую составляющую внутренней политики государства» [Дробижева, 2001, с. 199].

Несколько обобщая ситуацию, можно констатировать, что в приведенном варианте понятие «этнополитика» – эксплицитно или имплицитно – выступает в качестве законного правопреемника понятия «национальная политика», наследуя его моноцентричным трактовкам. Так, к примеру, истолковывает предмет Ж.Т. Тощенко, говоря о том, что этнонациональная политика «во многом приобрела характер этнополитики» и что она, «как и политика в целом, представляет собой регулятивно-контрольную сферу, направляющую жизнь, деятельность и отношения (согласие, подчинение, господство и конфликт) между различными национальными и этническими сообществами» [Тощенко, 2003, с. 136–137].

Вектор противоположной направленности имеет своим отправным пунктом видение собственно «этноса» в качестве приоритетного носителя деятельности. Мера фундаментализации таких подходов также варьируется. Кто-то полагает, что «этнос» является «основным действующим лицом истории», а, например, геополитика – это «наука о географической детерминации этнополитических процессов в государстве и межгосударственных отношениях» [Платонов, 2002, с. 11, 492]. Кто-то полагает, что «этничность не только онтологична, она более фундаментальный фактор истории, чем экономика, культура и политика» [Соловей, 2008, с. 461].