Юрий Игрицкий - Россия и современный мир №3/2012

Правовая сфера .За 20 лет правовая защищенность граждан резко ухудшилась. При полном сохранении традиций советского «телефонного права» произошел всплеск коррупционной волны в судебной системе. Более того, исчезла возможность и внесудебной защиты. Если раньше гражданин мог апеллировать в партийные органы (от райкома до ЦК), обратиться за помощью в печать (в газету «Правда, например), и знал, что на его обращение обязательно последует какая-то реакция, а иногда и помощь, то сегодня ничего этого нет. В 1990-х годах судебно-правовая система окончательно деградировала. Она не только не сохранила советскую декоративную независимость суда, и столь же декоративный официальный авторитет, но приобрела ярлык продажности, что признают и сами руководители страны. Сегодня рядовой россиянин гораздо менее огражден от полицейского беспредела и судебного произвола, чем в советское время. Возникли многие тысячи организованных преступных группировок. Правоохранительная система за 20 лет стремительно разлагалась и сама частично превратилась в преступную группировку. В 1990-е годы произошло сращивание правоохранительной системы и криминального мира. О том беспределе, который ныне творится в правоохранительных органах, со всей откровенностью сообщают даже самые политически ангажированные массмедиа.

Нравственная сфера .Криминальная приватизация подняла мощный вал преступности. Уголовные сообщества начали расти как грибы. Уже к середине 1990-х годов некоторые преступные группировки были известны в стране не меньше, чем новые банки и корпорации. В январе 1995 г. на территории России действовали более 15 000 криминальных групп (в 1990 г. их было менее 50) [6, с. 77]. В марте 2002 г., выступая на коллегии Генпрокуратуры, Президент Российской Федерации В. Путин констатировал, что «значительная часть российской экономики находится под контролем организованных преступных группировок» 22 22 . Комсомольская правда, 28.03.2002. – С. 3. . Криминалитет захватил промышленные предприятия и фирмы практически во всех регионах России. По данным бывшего тогда министром внутренних дел Р. Нургалиева, к 2006 г. преступные группировки контролировали такие важные отрасли как топливная, металлургическая, лесная, рыбная, фармацевтическая 23 23 . Аргументы и факты, № 18, 2006. – С. 5. .

Реформы привели и к взрыву преступности, и к падению общественной морали. «Предполагалось, что молодые демократы наведут в России порядок, разработают соответствующую правовую систему и дадут зеленый свет рыночной экономике, – пишет автор документальной книги о реформах в России Пол Хлебников. – Вместо этого они возглавили режим, который оказался одним из самых коррумпированных в истории человечества» 24 24 . Аргументы и факты, № 42, 2009. – С. 17. [25, с. 14]. Повальная коррупция, возникшая в 1990-х годах, поразила, прежде всего, нервные центры общественного организма, она неизбежно ведет к массовому неисполнению чиновниками своих обязанностей и, соответственно, к параличу государственного управления, признаки которого в нынешней России все более явственно проявляются. Коррупция стала органическим элементом государственного устройства и одним из основных показателей деморализации общества. Генеральный прокурор РФ Ю. Чайка вынужден был признать, что «коррупция пронизывает все уровни власти и наносит удар по всей социальной системе» [26, с. 4]. По данным департамента экономической безопасности МВД РФ, средний размер взятки в России в 2009 г. составил 927 тыс. руб. (т.е. 34 тыс. долл.) 25 25 . Новая газета, № 18, 2010. – С. 14. .

Нынешняя всеобщая коррупция – это сигнал о неблагополучии в государстве. Сигнал о неэффективности экономики, системы общественных отношений, всей системы управления в нем. Начавшееся в 1990-х годах моральное разложение правящей верхушки постепенно инфильтрировало все слои общества. Прав писатель Владимир Максимов: «Нынешнюю российскую реальность можно определить одним словом – растление» [4, с. 263].

Резкий поворот массового сознания к обогащению любой ценой оказался для значительной части населения России еще одним, пожалуй, наиболее тяжелым нравственно-психологическим потрясением, источником, как личных трагедий, так и различного рода общественных патологий. Фактическое государственное разрешение на отмену моральных ограничений – это цивилизационный упадок. Общество мирится с небывало большим числом беспризорных детей в больших городах, во многих случаях при наличии живых родителей [20, с. 137]. Если в 1980-е годы случаи отказа от детей в роддомах Российской Федерации составляли в среднем около 1200 в год, то в 1990-е статистика фиксировала количество матерей-отказниц в среднем более 20 тыс. ежегодно. Наблюдается бурный рост лишения родительских прав. В Москве в 2003 г. было 1019 таких семей, в 2006 г. – 1710, а в 2009 г. – 2971 [23, с. 68].

В массовом сознании 1990-е годы стали периодом, когда в России был совершен коррупционный прорыв, и не был совершен прорыв модернизационный. Невроз идентичности, вызванный примитивизацией экономики, отсутствием за все пореформенные годы каких-либо попыток модернизации производства, не мог не привести к определенной ущербности общественной психологии.

Как и всякая социальная травма, модернизационная несостоятельность нашей страны породила множество внутренних коллективных мифов, закрепивших нерешенные проблемы и комплексы ущемленности, социально-культурной неполноценности, фатальной отсталости. Невозможность «вхождения в Европу», продемонстрированная постсоветским периодом, создает ложное самопредставление этноса о роковой его неспособности к модернизации, вечном отставании. Если 1920-е и 1950-е годы дали российскому этносу увидеть реальный технический прорыв и показали способность нации к нему, то 1990-е годы показали и доказали обратное. И, к сожалению, многих даже убедили в этом. Поразившее общество нынешнее неверие в способность страны к модернизации – это еще одна травма, нанесенная реформами 1990-х годов.

Разумеется, реформы не погубили Россию, как не погубили ее и все прошлые катаклизмы в ее истории. Да вряд ли вообще какие-либо реформы могут погубить государство. Но нанести значительный урон, отбросить страну назад в общественном развитии могут. Как и всякий живой организм, любое сообщество, а тем более мощное государство, способно к регенерации. Наша страна после национальных трагедий вновь становилась сильной: и после ордынского ига, и после Гражданской войны, и после коллективизации, и после Великой Отечественной войны. Но цена потерь была огромна. Результат реформаторской вакханалии 1990-х годов может оказаться более болезненным, чем результаты прошлых катастроф в российской истории. В то время как многие современные страны успешно развивались, шли вперед, мы не только остановились в развитии, но на целом ряде направлений откатились назад. Очередной раз России придется догонять передовых, а теперь это уже не только Запад, но и многие страны за его пределами.