Юрий Игрицкий - Россия и современный мир №3/2012

«Осуществленная в 1992–1994 гг. так называемая “шоковая терапия” с наибольшей силой ударила по здоровью населения, резко увеличив его смертность, – констатирует известный российский демограф Л. Рыбаковский. – Число умерших в стране в 1994 году превысило уровень 1991 года на 670 тыс. человек» [18, с. 169–170]. Известный кардиолог, академик Е. Чазов свидетельствует: «В “лихие 1990-е” я не раз предупреждал власти о грядущем всплеске смертности “от сердца” после шоковой терапии. В том числе из-за истощения жизненных сил народа. Не вняли! Такого огромного количества людей мы не теряли со времен войны» 19 19 . Аргументы и факты, № 18, 2008. – С. 4. .

Демография – один из наиболее объективных показателей благополучия или неблагополучия общества. Все отмеченные явления – прямой результат реформ. Ведь за 20 лет биологическая природа человека измениться не может, а на территории Российской Федерации за это время не произошло никаких крупных экологических катастроф, которые могли бы столь кардинально повлиять на численность и здоровье нации.

Политическая сфера .В результате реформ отчуждение населения от власти, характерное для советского периода, было не только не преодолено, но стало гораздо глубже. Не надо обвинять в этом В. Путина – реформы начались за восемь лет до его прихода. А уничтожение честных выборов как основного элемента демократии произошло за четыре года до его прихода – в 1996 г. Грязные технологии и подтасовки ввели в практику российские реформаторы. А. Чубайс – главный организатор президентских выборов 1996 г. – тогда объяснил необходимость нечестных выборов тем, что «российскому народу нельзя доверять выборы, так как они обязательно выберут коммунистов». 20 февраля 2012 г. на встрече с лидерами незарегистрированных партий президент РФ Д. Медведев признал, что в 1996 г. вовсе не Б. Ельцин был победителем на президентских выборах [29]. Беспрецедентные манипуляции массовым сознанием и подтасовки результатов голосования, осуществленные тогда правящей номенклатурой, круто изменили вектор политического развития страны. Во всех постсоциалистических странах Восточной Европы перегибы монетаристов удалось исправить в середине 1990-х годов, когда партии левого политического спектра пришли на смену крайним либеральным. Именно благодаря голосам тех, кто не был готов к кардинальным социальным переменам, победу одержали партии левого политического спектра (бывшие коммунистические, а также социалистические, социал-демократические), что позволило этим государствам сбалансировать экономику, ослабить социальное напряжение, учесть интересы не сумевших адаптироваться к свободному рынку слоев населения. Приход во власть левых и левоцентристских политиков во многих постсоциалистических странах избавил экономические реформы от чрезмерной либерализации, от монетаристских излишеств, что оказалось очень полезным и для самой экономики, и для гражданского мира, и общей политической атмосферы в этих странах. К сожалению, в России этого не произошло. А произошло перерождение государства в криминальную корпорацию, вызвавшее запредельный уровень недоверия населения к государственным институтам и взаимное отторжение правящей верхушки и народа.

Политэкономическая модель, созданная в 1990-х годах проста и удобна, она состоит из трех элементов, точнее трех рент: природной ренты (неистощимые природные ресурсы), административной ренты (коррупция), социальной ренты (и народу выделяют что-то, но ровно столько, чтобы исключить его выход на улицы). То есть модель, сконструированная реформаторами, соединила власть и богатство, поэтому бюрократия неизменно и последовательно увеличивала свой политический и экономический потенциал. Симбиоз власти и капитала, произошедший в результате реформ 1990-х годов, сохраняется и сейчас. К 2000 г. окончательно сформировалась сплоченная мафиозно-клановая система, в которой циркулировали гигантские по масштабам капиталы. К приходу Путина эта модель уже набрала мощный ход, ее невозможно было остановить. За восемь лет сформировалась сплоченная мафиозно-клановая система, обладающая мощными ресурсами. Здесь даже Иосиф Виссарионович с Феликсом Эдмундовичем ничего не могли бы сделать. И Путин не мог, а возможно, даже и не помышлял об этом. На рубеже веков оказался востребованным не тот, кто мог поменять экономическую модель, а тот, кто мог остановить расползание страны. Не в последнюю очередь потому, что распад не соответствовал интересам самой бюрократии.

Можно выделять те или иные хронологические отрезки в развитии процессов, порожденных либеральной моделью, но ничего принципиально нового это не выявит. Никаких качественных этапов за прошедшие 20 лет выделить нельзя, даже не было сколько-нибудь существенной модификации созданной модели, ее функционирование и развитие происходило очень последовательно и органично. «Президенту Путину как наследнику Ельцина осталось лишь внести завершающие штрихи в государственное строительство, – справедливо замечает А. Панкин, – в результате которого сложилась конструкция безальтернативной власти, вполне самодостаточная система, не имеющая внутренних стимулов для эволюции» [15, с. 5]. При Ельцине партия бюрократии организационно и политически еще не успела окончательно оформиться, но именно в результате реформ высшая бюрократия получила в свои руки и власть, и национальную собственность. И можно не сомневаться, эту модель нынешняя правящая российская номенклатура будет стремиться использовать для себя с максимальным эффектом столь долго, сколько позволят запасы российских недр. В порядке информации: стоимость разведанных полезных ископаемых на территории нашей страны оценивается в 35 трлн. долл., а прогнозируемых запасов – в 140 трлн. долл. [17, с. 14].

Разумеется, любой процесс развивается во времени. И в советский период менялись руководители – Хрущёв, Брежнев, Андропов, Черненко как личности во многом противоположны друг другу (никак не меньше, чем Ельцин и Путин). Поэтому в СССР менялись стиль управления, кадры бюрократии, общественная атмосфера, идеологические акценты, партийная этика, тональность отношений с внешней средой и прочие элементы надстройки. Но это были частные проявления родовой основы – «социалистической системы». Воспроизводящий ее политэкономический механизм, созданный отцами-основателями СССР, оставался неизменным. Устойчивость его можно оценить объективным критерием: ростом власти государственного аппарата над населением. С первых дней советской власти бюрократический слой в обществе постоянно увеличивался. Только так можно смягчать противоречие между созидательным ресурсом общества и антисозидательной деятельностью власти и гарантировать незыблемость власти. На это еще в 1964 г. обратил внимание Герберт Маркузе, который подчеркнул, что «конфликт между производственным потенциалом общества и его деструктивным использованием неизбежно ведет к усилению власти государственного аппарата над населением» [12, с. 45–46]. Сейчас Россия движется по траектории, начертанной российскими реформаторами в 1990-х годах.