Юрий Игрицкий - Россия и современный мир №3/2012

После завоевания Руси Золотой ордой в 1236–1242 гг. князья стали единственной властью, способной контролировать политический порядок на русских территориях, подчиненных Орде в восточных и южных частях бывшей Киевской Руси. Их правление гарантировал ханский ярлык. В мирском отношении хан был верховным источником всей власти, хотя и считался с рюриковскими традициями отечества и единства. Власть делегировалась лишь в одном направлении – сверху вниз. Однако было одно, но довольно существенное исключение. Князья должны были также сохранять христианскую державу (буквально, что-то, что держит вместе), что объединяло их с народом, а внутри страны было альтернативным источником власти и княжеского авторитета.

С начала XIV в. литовские правители установили режим военного завоевания в западных краях бывшей Киевской Руси. Возможно, этот режим был менее жестким, чем на востоке и юге, но по характеру сходен. На севере верховенство хана было формально признано, однако на деле двум республикам – Новгородской (1136–1478) и Псковской (1266–1510) удалось де-факто сохранить свою независимость. Эти республики были почти идеальными смешанными, полибиевскими политиями, обладающими сильной аристократической компонентой, довольно похожими на свои современные аналоги в Европе. Как и следовало ожидать, важные демократические практики и традиции сохранились здесь на долгое время. Намного более существенным был факт выживания первобытной демократии на периферии – географической и социальной, там, где она была обнаружена Августом фон Гакстгаузеном спустя века.

В Древней и Средневековой Руси, как и повсюду вплоть до недавнего времени, принципы демократии и автократии не различались и не противопоставлялись друг другу, а на самом деле были тесно переплетены. И действительно, в средневековых русских текстах такие вышеупомянутые слова, как самодержавие , самовластие и самоволие использовались для обозначения как правления с обратной связью и с подотчетностью власти, так и прямого господства неподотчетной власти. Различение демократии и автократии, если современный исследователь попытается «вычитать» его, можно обнаружить только в контекстах, а не собственно в тексте. Оно зависело бы от того, что за субъект рассматривается: все общество или правящая верхушка, или, что более часто, оба этих субъекта, образующие одно политическое целое. Данный взгляд фокусирует концептуальную суть – консолидацию власти, тогда как формы этой консолидации (моноцентричная, полицентричная или рассредоточенная) оттесняются на периферию анализа.

Русское слово самодержавие часто переводится как автократия. Его неточно воспринимают как славянскую кальку греческого оригинала. Однако в греческом языке слова автократия не было, а словом αυτοκρατορ именовался император Западной Римской империи, свой же восточный – базилевсом. Так что автократия – это калька латинского оригинала. Что касается соответствия славянских корней греческим, то первые компоненты (авто– и само-) можно считать в некоторой степени эквивалентным обозначением «себя», вторые же части отличны друг от друга. В обоих случаях речь идет о власти, но о власти разного рода. Греческое слово κρατοσ обозначало принудительную и инструментальную власть, сочетающую идеи военного и физического превосходства и выносливости [1]. Славянское слово держава подразумевает объединяющую власть, держащую людей вместе (основа – дер- от и.е. * dher- «держать вместе»). Таким образом, в то время как автократия предполагала принуждающую неограниченную силу субъекта над его подданными, самодержавие означало самобъединяющую власть, включающую как правителя, так и управляемых.

С этой точки зрения самодержавие не является только автократией в узком европейском смысле простого и прямого доминирования. К этому смыслу добавлено еще и понимание самодержавия как интегрирующей скрепы, как всеобщей мирской инстанции, наделенной властью свыше и обеспечивающей целостность мира. Концептуально самодержавие предполагает, что как власти, так и народ образуют одно политическое целое. Эта концептуальная схема была настолько сильной, что легла в основу, пожалуй, самого распространенного советского лозунга «Народ и Партия – едины». В действительности любая власть в России постоянно была бы одержима этим заветом достижения единства с народом. Доминирующая в Государственной думе партия имеет характерное название Единая Россия . Это название некорректно переводят на английский язык как United Russia , что соответствовало бы названиям Объединенная Россия или Соединенная Россия . Для русского уха разница между словами объединенный (соединенный из разрозненных частей) и единый (целостный, исключающий внутренние разделения) бесспорна.

Суверенный, свободный и равноправный в отношениях с равными себе – это ключевое значение прилагательного самодержавный . Вплоть до самого XIX в. прилагательное суверенный использовалось в российских дипломатических документах как стандартный термин для обозначения суверенной власти царя [15; 16]. И даже позже изначальный термин самодержавный и транслитерированное слово суверенный продолжали использоваться как синонимы до тех пор, пока в советские времена предпочтение не было отдано последнему. Концептуальная память автократической составляющей суверенитета продолжает оказывать влияние на дискурс последних лет – от идеи провозглашения своего суверенитета бывшими союзными республиками, автором которой был Борис Ельцин, до суверенной демократии Владислава Суркова.

Появление в конце XV в. Великого княжества Московского было решающим шагом на пути к освобождению от 300-летнего иностранного господства, получившего колкое название татаро-монгольского ига. В этот период Иван Третий Великий и его зять Стефан Великий Молдавский использовали концептуальное новшество. Провозгласив независимость от Золотой Орды и Оттоманской империи соответственно, они назвали себя государем и господарем (две альтернативные формы одно и того же слова), а подконтрольные им политические образования – своими «владениями» или «хозяйствами», т.е. государством 3 3 . Хотя в современной России слово государство является стандартным русским эквивалентом европейским терминам the state, der Staat, l’État etc., его смысловое содержание во многом отлично [Хархордин 2002] или даже контрастно [Пивоваров 2001]. и господарством соответственно.

Первобытное господство после череды превращений дало на исходе Средневековья не только в Восточной, но в Западной Европе сходные политические формы централизованной организации власти на определенных территориях. Названиями этих форм были лат. dominium , нем. Herrschaft , нид. heerlijkheid , фр. seigneurie и, наконец, ит. signoria . Так что объявлять государство или господарство уникальной придумкой русских или молдаван безосновательно. Этими разными словами обозначался примерно один структурный тип правления при всем различии стилистики или масштабов властвования: от огромного московского государства до крохотной нидерландской сеньории Турне – она же херляйкхейт Доорник.