Коллектив авторов - Уголовное право России. Общая часть

Только такой взгляд обнаруживает действительную природу объекта преступления, т. е. показывает истинную ценность того, на что посягнул преступник. Действительно ли, что теория «объект – общественные отношения» не срабатывает при решении традиционно дискуссионного вопроса: что является объектом при убийстве? Нет, это не так. Критический анализ имеющихся по этому поводу позиций обнаруживает лишь, что в решении проблемы «человек – общественные отношения» были ошибки. Неверно, конечно, что коль скоро сущность человека составляют общественные отношения, то личность человека сама по себе якобы есть совокупность всех общественных отношений; неверно, что закон охраняет не самого человека, а его общественные отношения, и гибель человека иллюстрирует крах отношений, носителем которых он является. [136] Именно поэтому А. В. Наумов возразил против превращения человека из самостоятельной абсолютной ценности в носителя разнообразных общественных отношений ( Наумов А. В. Российское уголовное право. Общая часть. С. 147). Неверно, конечно, что человек охраняется законом в зависимости от его социальных функций. Социальные функции – государственный деятель, работник правоохранительных органов и т. п. – действительно имеют значение для определения объекта посягательства, но и полное отсутствие каких-либо функций ничего не меняет в природе посягательства на его жизнь. Жизнь каждого человека священна и неприкосновенна. Не функции человека охраняет закон, а человека во всех его функциях. Кто бы ни был человек – новорожденный, делающий первый вздох, подающий большие надежды студент или смертельно больной человек, дни которого сочтены, – все они имеют равное право на жизнь, равную социальную ценность.

Неверно, что при убийстве объектом преступления является «живой человек», «конкретная личность», «Иванов Иван Иванович». При всей внешней привлекательности требования рассматривать в качестве объекта преступления жизнь конкретного человека оно неверно, так как уводит от познания действительной сущности этого преступления. Эта суть заключается в том, что каждый из нас включен в защитную оболочку таких человеческих связей и отношений, для которых человек – абсолютная ценность именно потому, что он Человек. Поэтому закон охраняет жизнь каждого и всех, и его нерушимость – единственно возможный порядок жизни общества. Если объект преступления – конкретный человек, он и только он противостоит преступлению, ущерб равен утрате одной человеческой жизни. Если объект преступления – такой порядок отношений между людьми, который обеспечивает каждому его право жить, в этом случае если убийство совершено, то убит «один из нас»: «Не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе».

Поэтому формула «при убийстве объектом преступления являются общественные отношения, обеспечивающие и гарантирующие жизнь каждому человеку» не «теряет» человека, а показывает его действительную, измеренную в масштабах общества ценность. Если посягательство на указанный объект имело место, но смерть не наступила (промах, выстрел в труп), ответственность наступает потому, что для того, чтобы «добраться» до правового блага – жизни другого человека, преступник должен «протянуть руку» к этому благу и уже тем самым разорвать свою связь с нами. Если человек окажется или сам поставит себя вне круга отношений, обеспечивающих неприкосновенность его жизни, его умерщвление преступлением не является. Таково в современных условиях лишение жизни нападавшего при необходимой обороне. Такова помощь при определенных условиях самоубийце. Возможно, таковой станет эвтаназия. Значит, преступление всегда посягает на то или иное конкретное правовое благо, оцененное обществом и включенное в систему уголовно-правовой охраны. В упомянутой ранее конструкции объекта преступления, предлагаемой Г. П. Новоселовым, общество исчезает. Для него объект – это «тот, против кого оно совершается», в частности, отдельное лицо с принадлежащими ему материальными или нематериальными ценностями. При таком понимании объекта преступления вместо общества появляется хаотическое движение многих людей, и каждый из них остается один на один вместе со своими ценностями и посягающим на них преступником. Такая схема события едва ли может быть признана правильной. Соглашаясь с пониманием структуры общественных отношений, но отрицая за ним роль объекта преступления, автор стремится избежать, как он полагает, парадоксальной ситуации: субъект как элемент состава преступления существует наряду с другим элементом – объектом, в рамках же объекта преступления – общественного отношения – он становится участником общественного отношения, его «внутренним образованием».

Парадокс, таким образом, заключается якобы в том, что субъект преступления оказывается то за пределами объекта, то внутри его. Парадокс исчезает, если четко представлять себе, что конкретный состав преступления – это законодательное описание преступления в законе, т. е. совокупность признаков, характеризующих все четыре элемента состава преступления: объект, объективную сторону, субъект и субъективную сторону. Состав преступления описывает преступление как определенный юридический факт, поэтому описание не сводится к характеристике преступления как деяния, обладающего указанными в ст. 14 УК признаками, а используются и другие юридически значимые обстоятельства – те, что лежат за пределами деяния, но характеризуют его. Субъект преступления – элемент состава, человек – участник общественных отношений.

Общественные отношения функционируют в качестве упорядоченной системы. Правовые нормы, и уголовно-правовые нормы в частности, охраняют, сохраняют, обеспечивают состояние порядка, упорядоченности общественных отношений. Порядок, закрепленный нормами права и поддерживаемый при их помощи, становится правопорядком – правовой формой общественных отношений. Поэтому посягательство на защищенные уголовным правом общественные отношения есть одновременно посягательство на правопорядок, а деяние не только общественно опасно, но и уголовно противоправно. Объект, таким образом, имеет свою правовую форму, «правовую оболочку», по выражению В. Н. Кудрявцева. [137] Кудрявцев В. Н. Общая теория квалификации преступлений. М., 1971. С. 151. Если видеть в правовой оболочке не нечто внешнее, механически надетое на общественные отношения, а их субстанциальное проявление, то правонарушение и нарушение общественного отношения – синонимы. Не следует забывать только, что правопорядок как объект преступления – не второй, дополнительный объект, а внешнее проявление его собственного содержания. Возможное расхождение между содержанием и формой исключает преступность деяния (ч. 2 ст. 14 УК).