Николай Дубов - Беглец (сборник)

– Ну? – сказал Виталий Сергеевич, – Я не прав? Море рядом, каких-нибудь десять километров персонального пляжа, и эти розовые кусты, и безлюдье, и эти дали…

– Мечта! – сказала Юлия Ивановна. – Лучше нельзя и придумать!

Она переводила взгляд вслед за его рукой. Юрка тоже смотрел туда же и старался понять, чем они восхищаются. Он жил и жил и никогда не думал, красиво здесь или нет. И никто не думал об этом и не говорил. Ни Федор и Нюшка, ни папка с мамкой. Наоборот, все жаловались, как плохо тут жить на отшибе – ни людей, ни магазина, ни клуба. И света нет – сидят при керосиновых лампах, и детям далеко ходить в школу, да еще во всякую погоду. А случись какая беда, надо бежать за четыре километра в Ломовку, потому что ближе никакого жилья нет. До Гроховки, где правление колхоза и телефон, пять километров, а до переправы и все шесть.

Дед и Максимовна не жаловались, но это потому, говорил папка, что у них свой дом в Ломовке и сад, там живет старший сын деда с семьей, а у деда здесь казенная квартира и казенная лошадь, а корова, свиньи и всякая птица свои. А полосе отчуждения он сам хозяин, сеет ячмень для казенной лошади и для своего скота сколько хочет, и на огороде всего невпроворот. Другим он тоже выделяет участки под огород, а сколько они там могут сажать, если целый день работают на дороге и для огорода остаются только вечера да выходной?..

А по-юркиному, тут совсем неплохо. Конечно, хорошо, если б здесь жили еще другие ребята, было бы веселее, а то всего – он, Славка да Митька и Ленка. Ну, Митька еще маленький, а Ленка вообще не в счет. Ничего, им и вдвоем со Славкой неплохо. От Ломовки до моря километра два, по жаре не очень набегаешь, и ломовские ребята редко когда и купаются, а здесь море – вот оно: огород, дорогу перешел – и купайся хоть каждые пять минут. Они и купаются. Непрерывно. Все лето. И рыбу лови хоть в лимане, хоть в море, и крабов. А в степи выманивай тарантулов, «выливай» сусликов в норах, ищи птичьи гнезда… А море, сколько оно всего выбрасывает! Ну, не так уж часто, а все-таки… Нет, Юрка не хотел бы жить в Ломовке, хотя там есть клуб и туда иногда приезжает кинопередвижка. Передвижка бывает редко, а танцы – на кой они Юрке сдались? Осенью и зимой там грязь, пока до школы доберешься, весь изваландаешься.

А летом пыль, и раскаленный ракушечник домов, и вонючая вода в рытвине, что идет от копанки – глубокого колодца в конце улицы. Вода там все время подтекает из железного резервуара, а утекать ей некуда, она так и стоит в извилистой канаве через всю улицу и гниет. И Ломовка далеко от дороги, там когда-никогда заедет новый человек, все одни и те же люди, что сегодня, что завтра, что через год. А их дом у самой дороги. И сколько, какие только машины не пролетят мимо за день! Раньше они шли круглые сутки, а когда пересыпь на Донгузлаве перекопали и сделали переправу, ночью машины ходить перестали – ночью переправа не работала. Это и лучше, все равно их в темноте не увидишь, только фары слепят.

Конечно, в школу ходить далеко. Летом еще можно на велосипеде, а вот осенью и зимой, когда грязь, на велосипеде не разъездишься. Но и тогда, если, например, утром едет Сенька Ангел, хоть на бортовой, хоть на молоковозе, он обязательно остановится и сигналит, пока они не прибегут.

– Давай, давай скорей, солдаты! Не ломай мне график! – кричит он им.

И подвозит до самой Ломовки. Никакого графика у него нет, говорит он про него просто так. Он вообще чудак, этот Сенька. Славка ему сказал, что они же не солдаты.

– Нет, так будете. Все мы солдаты… Садись, не задерживай!

Ну, а если Сеньки нет, тогда приходится топать пёхом. Другие шоферы не берут, даже не останавливаются, а гонят мимо. Зато когда выпадает много снегу, дорогу занесет, тогда совсем хорошо. Во-первых, в школу не ходить, а во-вторых, шоферы и разные командированные с застрявших машин набиваются к ним в дом. Сенька Ангел на гусеничном тракторе, а Федор на прицепном скрепере шуруют на дороге, пробивают сугробы, а в доме гомон и ералаш, комната набита битком, шоферы закусывают, выпивают и непрерывно разговаривают. Коек лишних нет, да их и ставить негде, и ложатся все вповалку на полу. Дед кряхтит, но солому для этого дает – не спать же людям на голом полу. И каких только тогда людей не повидаешь, каких историй и рассказов не наслушаешься! Их, ребят, конечно, гонят спать, они и ложатся, но засыпают малыши, а Юрка только притворяется спящим, а сам все слушает. Бывает, что и засыпает он только уже со светом, когда шоферы уходят выталкивать машины на дорогу и со двора доносится надсадное «раз-два – взяли» и ругань.

Нет, хорошо жить у самой дороги. Они правильно говорят, эти приезжие, дом у них на хорошем месте. Если разобраться, тут и в самом деле красиво. Просторно. Зимой с севера дует холодный ветер, и дом повернут к дороге глухой торцовой стеной без окон. За дорогой колышется, кланяется ветру колхозный ячмень, от изволока уже тянется каменистая степь, где ничего не сеют, а только пасут овец. Она поднимается все выше и выше к горизонту, и где-то на его пределах виднеются решетчатые башни. Они стоят далеко друг от друга и редкой цепочкой уходят в синеву. Папка говорит, что это буровые вышки, там сверлят в земле дырки, ищут нефть. Ее уже нашли. Иногда где-то там вдруг поднимаются в небо тугие клубы черного дыма, под ним мечется закопченное пламя. По ночам на него тревожно и жутко смотреть: кажется, что там страшный пожар, беда и несчастье, но никакого пожара нет, там просто жгут нефть. Зачем – неизвестно. Юрка давно собирается сходить посмотреть, только никак не может собраться – далеко, за день туда и обратно обернешься, нет ли. Белая от известковой насыпки дорога спускается от их дома немножко вниз и бежит к узкой косе пересыпи между Донгузлавом и морем. Ближняя часть Донгузлава подходит к дороге мелким заливом, поросшим камышом и осокой. За линялыми метелками камыша белеет домик птичника, а потом коса и дорога становятся пепельными, сиреневыми, а уже совсем далеко синеют поднятые в небо хоботы кранов не видной отсюда переправы. А прямо перед домом, сто́ит только выйти за ограду на бугор, распахнулось море. Один бугор чего стоит! Дед говорил, что в войну вокруг него были окопы, здесь тоже воевали. И они со Славкой и дедовым внуком Сашкой, когда он приезжает из Ломовки, сколько раз играли здесь в войну. В кустах можно и ползать в разведку, и устраивать засады…

– Зачем же рубили? – показал Виталий Сергеевич на торчащие из земли обрубки тамариска.

– Это мамка, – сказал Юрка, – зима была холодная, а топки мало.

– Варварство! – сказал Виталий Сергеевич. – В степном Крыму, а особенно на Тарханкуте, зелени и так нет, каждую былинку надо беречь, а не вырубать.