Михаил Соловьев - Переход

Бумажный цилиндрик, подталкиваемый скальпелем, выполз на зеленое сукно стола.

Теперь стало видно: в пробку вмонтирован металлический штырь с прорезью. В нее вставлялся край голубиного письма и после плотно накручивался поверху.

– Толково! – неожиданно пискнул из темноты Семен.

– Да! В то время за такой почтой стояли жизни, – не отрываясь от работы, сказала музейщица. – Видите, какая сохранность!

После этого без всяких предисловий она взяла цилиндрик и развернула.

…И яви тоже

Про вещие сны Мишка, конечно, слышал не раз, а после разговора с шаманкой Сафой захотел узнать о том, невидимом, мире поподробнее. Когда искал по совету шаманки молитвы, разговорился с соседкой, которая регулярно посещала церковь, и получил «краткий курс» верующего.

Птахина, конечно, крестили. Батя настоял. Однако в их семье была свобода вероисповеданий. Хочешь – верь, а хочешь – нет. Когда тетя Люся стала называть шаманизм бесовской верой, Птахин общение с ней сократил. Сафа со своим мировоззрением выглядела честнее: она-то в силу молитвы не только верила, но и другим советовала молиться.

Позже тетя Люся увидела на полке у Птахина сонники и опять заявила: мол, и сны от лукавого. Нет, Мишке гораздо больше нравилась шаманская демократия, чем жесткие церковные правила. Тем более что еще до Сафы и соседки Птахин не раз получал знаки «оттуда». Это происходило во сне, и притом в очень конкретном сне, который повторялся и был связан с постоянными обитателями и деталями обстановки. Таких снов у него было несколько.

Увидеть их специально удавалось редко. В основном это происходило стихийно. Но коли уж Мишка там оказывался, то знал точно, кто где живет, где что лежит и чего можно ждать от персонажей сна.

Больше всего ему нравилась кирпичная хрущевка с бесконечным количеством подъездов. Гулкие, хлопающие деревянные двери и ни одной железной. Здесь «жила» парочка девушек.

Были у них в свое время в школе такие практикантки – недоступные и важные. Наверное, потому он сюда их и «поселил».

Во сне с хрущевкой имелся еще забавный старик – Семеныч. Иногда он высказывался на злобу дня, предугадывая разные события.

Укладываясь спать после вскрытия колбы, Птахин пытался вызвать во сне именно этот сюжет.

Удалось.

Дом стоял, как и прежде, неизвестно где начинаясь и заканчиваясь. Красной линией уходил он за горизонт и подсвечивался закатным солнцем.

Практикантки, стоявшие на балконе, махали руками:

«К нам?»

«К Семенычу».

Никак не получалось у Мишки преодолеть собственную застенчивость по отношению к девчонкам, даже во сне.

Старик сидел, по обыкновению, у открытого окна и курил.

«Войду?» – улыбнулся Птахин.

«Говори так, – ответил Семеныч дежурной фразой. – Я ухожу скоро».

Правила игры – другого ответа не бывает.

Несколько раз Мишка пытался проникнуть к Семенычу в квартиру через дверь, и всегда его дома не оказывалось, только на пороге появлялась противная бабка со злобным доберманом. После «оракул» исчезал и в окне.

Решил не рисковать.

«Семеныч, совет нужен. Есть загадка. Давняя. Чего ждать – неясно».

«Ты слишком торопишь события, – выпустил струйку вонючего беломорного дыма старик. – Не спеши: все приходит в свое время, как созреет. Вы слишком заморочены материальным, а это почти не важно. Ведь отсюда уходят голыми, как и приходят».

Карта № 2

Мишкины мозги «скрипнули», пытаясь «переварить» сказанное и хоть как-то привязать к происходящим событиям.

Семеныч разглядывал паренька, зажимая папироску рукой с пожелтевшими ногтями. Морщинки в уголках глаз разбегались лучиками, сопровождая хитрый прищур. Старик молча пускал дым, уткнувшись взглядом за горизонт.

«Забавно, почему именно он? – задумался Мишка. – С практикантками понятно. Всего лишь неосознанная месть за недоступность и собственную нерешительность, но почему „оракул“ – именно этот дымящий „беломориной“ старикашка?»

Послышался скрип соседской двери – шесть тридцать утра. Сонная реальность покачивалась, теряя жесткость. Мишка еще пытался удержать картинку, но неожиданно из-за горизонта полетели фиолетовые монстры. Логика происходящего сломалась, и начался обыкновенный сон со множеством видений.

Будильник.

«Приходим и уходим голыми…» – еще звучал в сознании прокуренный голос Семеныча.

«Надо же, – усмехнулся Мишка, усаживаясь на постели, – голыми! Прямо как Сафа, заговорил. К чему бы такие совпадения?»

Сегодня предстояло найти переводчика.

Дело в том, что письмо оказалось написанным на испанском языке. Датировалось оно, как и колба, тысяча девятьсот одиннадцатым годом. Четырнадцатого сентября. Автор – Антонио Загирес.

Большего парни не поняли. Теперь нужен был кто-то свой в доску со знанием испанского, чтоб и перевел правильно, и не болтал лишнего.

Мишка понимал: оказаться в письме может что угодно.

Пока мальчишки разглядывали написанное мелким почерком письмо, Анфиса Евгеньевна пошла к стеллажам и достала учетную книгу регистрации иностранцев, прибывших в г. Иркутск, за 1911 год. Там Антонио Загирес не упоминался.

– Это ничего не значит! – не смутилась она. – Возможно, он регистрировался в Верхнеудинске [10] Верхнеу́динск – старое название столицы Бурятии Улан-Удэ. На карте № 2 (с. 44) обозначен цифрой 1. . Лапу-то птичью в Бурятии нашли?

– Ну да, – буркнул Семен. – На восточной стороне Байкала.

– Видите, – оживилась хранительница. – Завтра же запрос туда сделаю.

Парни ушли несолоно хлебавши.

Семен расстроился, и Мишка его понимал. Им с отцом сегодня уезжать, а ясности нет. Птахин сделал себе и ему прямо в хранилище ксерокопии письма, и мальчишки договорились, что переводом займется Мишка.

– В нашей деревне уж точно никто ничего не поймет… – вздыхал Сеня.

А у Птахина появились свои соображения. Будучи пареньком читающим, он решил, что уж русско-испанский словарик он себе купит в любом книжном, а прямо сейчас наберет письмо на компьютере в онлайн-переводчике.

«Попробую понять основное, – сказал он себе, провожая товарища, – а там поглядим».

Перевод письма и планы