Майкл Морпурго - Мальчик из джунглей

Желание жить вернулось, но внезапно вместе с ним вернулся и дикий, неукротимый голод. И жажда тоже – всепоглощающая, невыносимая. Теперь вода занимала все мои мысли. Иногда у меня получалось дотянуться до листьев и слизать с них капельки дождя. Если начинался ливень, я подставлял ему ладони и ловил всё, что мог. Но это всё было так, капля в море, а утолить жажду по-настоящему не получалось, не то что бутылку наполнить.

Каждый раз, когда мы пересекали ручей, я пытался внушить Уне, что умираю от жажды. Ручьев в джунглях было полно, но Уна невозмутимо шагала вброд и не думала останавливаться. Я перепробовал все способы. Тихо нашёптывал ей на ухо, как это делал махаут на пляже. Орал на неё и лупил по шее. Упрашивал и умолял. Но ничего, совсем ничего не помогало. Мы переходили поток за потоком, и мне оставалось только беспомощно провожать взглядом бегущую воду, которую я всю выпил бы залпом, если бы мог.

Я всерьёз раздумывал: может, мне встать на хаудахе и нырнуть в следующий ручей? Нужно просто выждать момент, когда будет достаточно глубоко, и прыгнуть. Я ведь могу это сделать. Я плаваю лучше всех в классе – лучше Чарли, Барта и Тонка. Но это-то ладно. Проблема в другом. Если я нырну неудачно, могу грохнуться о подводные камни. Так недолго и ногу сломать, а то и шею. Но и камни – это ещё только полбеды. Крокодилы – вот где напасть. Они тут водятся, это я точно знал. Видел как-то одного, он едва торчал над водой. С виду – бревно бревном, но у бревна был хвост, и хвост этот шевелился.

Ладно, пускай мне попадётся ручей без крокодилов, и нырну я удачно, и выпью воды, сколько влезет, и наполню свою бутылку. Но где гарантия, что Уна будет стоять на месте и ждать меня? А если и будет, как я заберусь назад, в свой милый сердцу хаудах? Слезать со слона и залезать на него я ведь сам не умею. В тот раз мне помогал махаут, и мне в жизни не вспомнить, что́ он там проделывал, усаживая меня в седло. И всё это казалось теперь таким далёким прошлым – до прихода цунами. Мама стояла рядом. Может, она мне тоже помогала? Я никак не мог вспомнить. И не хотел.

Голод мало-помалу сделался таким же невыносимым, как и жажда. И главное, в джунглях ведь полным-полно фруктов. Но они все какие-то незнакомые, да и дотянуться до них я не мог. Я всё искал бананы – должны же в джунглях расти бананы! – но они-то мне и не попадались. Какие-то красно-розовые плоды, похожие на бананы, дразняще свисали с веток, но мне было никак их не достать. Ещё были кокосы – правда, почему-то не коричневые, а оранжевые, – и они росли слишком высоко. А до тех, что падали с пальм, я тоже не мог добраться.

В общем, вокруг было видимо-невидимо диковинных фруктов – ешь не хочу. И я бы точно попробовал, если бы они росли пониже или я сам был бы половчее. А Уне, казалось, до моих мучений никакого дела не было. Сама-то она могла в любой момент притянуть хоботом нависшую над головой ветку и поесть вволю. Так она и делала – аппетитно хрумкая, будто в насмешку. И вид у слонихи при этом был такой, словно она на верху блаженства. А я сидел и слушал, как её массивные челюсти перемалывают листву, как бурчит у неё в животе. Оказывается, слоновье пищеварение – процесс громкий. И это довольное хрустение и кряхтенье просто выводили меня из себя.

В конце концов терпение моё лопнуло. Я нагнулся и принялся орать прямо в слоновье ухо. Понятно, что пользы в том никакой, но я всё равно орал:

– Еда, Уна! Я хочу есть! Я хочу пить!

Слониха отмахнулась от меня ушами, как от назойливой мухи. Но я не сдавался, колотя её со всей мочи по шее, по спине, по всем местам, куда мог дотянуться, стараясь хоть как-то до неё достучаться.

– Я хочу есть, Уна! – вопил я. – Фрукты! Мне нужны фрукты! И вода, я не могу без воды. Ну пожалуйста, Уна! Я умру, если не попью! Я умру!

От всего этого ора, хлопанья и битья мне досталось куда больше, чем Уне. Мои ладони горели. Горло охрипло. Я тут в лепёшку разбиваюсь, а слонихе хоть бы что. Идёт себе и идёт, беззаботно чавкает, и ничто в целом мире её не волнует. Я пробовал так и этак. Но пробуй не пробуй – всё без толку. Можно с ней сколько угодно нежничать, улещивать, умолять, лупить, угрожать – Уне по барабану. Она будет делать то, что хочет, и всё тут. И в конце концов я сдался.

Злой и измотанный, я бухнулся на подушки и всхлипнул. Хаудах был для меня убежищем, а стал клеткой. И откуда ни возьмись, в памяти всплыла папина фразочка: «Эй, босс, выше нос». Я повторил вслух, точно как папа:

– Эй, босс, выше нос.

Я всё твердил и твердил про себя папину присказку, и мне почему-то сделалось легче. Может, сам ритм этой фразы меня успокаивал, может, привычность. Я мечтал заснуть: так я хотя бы на время перестану думать обо всех своих несчастьях. Только во сне я избавлюсь от этого грызущего голода, от сухости во рту, от боли в осипшем горле.

И я заснул. А во сне я снова увидел папу и услышал те самые его слова. «Эй, босс, выше нос, – говорил папа. – Не сдавайся, не опускай руки. У тебя всё получится». Мы снова были на море, в Уэстоне, и я снова был маленьким. Я плыл к папе, а он тянулся ко мне. Я как ненормальный молотил ногами, пытался держать над водой подбородок, добраться до надёжных папиных рук, которые не дадут мне пойти ко дну. Но морская вода заливалась мне в рот, я задыхался. Я проснулся и резко сел, отплёвываясь. Яркое солнце на миг ослепило меня.

Слониха остановилась. Вокруг меня шумела вода. Я выпрямился и огляделся. Уна стояла посреди реки по самую макушку в воде. Вода плескалась на её спине, доходила даже до шеи и ушей. Хаудах превратился в остров, омываемый течением. И как-то так вышло, что седельные подпруги ослабели. Хаудах безвольно мотался туда-сюда в воде; часть подушек уже совсем промокла. Течение было быстрым, но я не колебался ни секунды. Это тот самый шанс, которого я столько ждал. Берег недалеко. У меня всё получится. Плевать на крокодилов. Мне нужна вода. Я хочу напиться.

Я перелез через поручень и нырнул. И вот я уже отчаянно гребу к берегу. Несколько сильных гребков – и я на суше. Я подполз к самой воде и принялся пить. И пил, покуда не почувствовал, что сейчас лопну. Я уже дышал еле-еле. Задыхаясь, я торжествующе замолотил ладонями по реке и заголосил от восторга. Из ветвей с пронзительным криком брызнули тысячи перепуганных птиц.

– Погляди на них, Уна! – радостно вопил я. – Погляди!

Из воды торчали только слоновья макушка и хобот. Уна точно позволила реке нести себя – вот она уже на середине, где течение самое быстрое. Мне туда доплыть – пара пустяков, решил я и вошёл в реку. Но течение оказалось куда сильнее, чем я воображал, и вскоре мне пришлось сдаться. Я развернулся и во всю мочь погреб назад к берегу. Плыл я долго и при этом вымотался в два счёта. Так что у меня просто гора с плеч свалилась, когда я коснулся дна.