Любовь Чабина - Сказки-притчи для детей и не только

Иван наконец-то поинтересовался:

– Кстати, Философ, а как тебя по-настоящему зовут?

– Не скажу. Я ж по твоей милости ради Правды от всего отрёкся, значит, и имя мое вместе с мамкой моей в прошлом останется, пока мы с тобой Правду ищем.

– Мне же интересно! Сказать-то трудно, что ли?

– Теперь – невозможно! – сказал как отрезал Философ. – Пойдём.

И друзья зашагали туда, куда их глаза глядели.

Коля, испепелённый душой, бессильно погружался всё глубже и глубже в жерло вулкана. Казалось, что уже сотня лет прошла с той поры, как он окунулся в огненную лаву.

Наконец он заметил, что раскалённая масса стала изменяться – она остывала, постепенно приобретая серо-стальной оттенок. Наконец Коля почувствовал под ногами твёрдую почву, точнее – застывший свинец. Жар исчез. Коля обрадовался было, но сменившая огонь прохлада превратилась в холод, а после – в лютый мороз.

Колю окружали ледяные скалы, а сам он стоял на вершине, покрытой сверкающим снегом. Весь мир был у его ног! А тут вдруг шею обвили ленточки медалей, руки сковали кубки, аплодисменты заглушили свист ветра.

– Ух ты! Здорово! – впервые Коле захотелось улыбаться.

Но что это? Со всех сторон стали слышаться ехидные голоса:

– Глядите, смешной какой! Стоит среди пустоты совсем одинокий, никому не нужный, весь в пупырышках от холода, и великим себя представляет!

– Да он всегда много о себе воображал, хотя всю жизнь ничтожеством был! Его, как вещь какую-то, туда-сюда стаскали, а он контактёром себя возомнил, человеком будущего!

– А сам выше тройки получить ничего не мог. Ох и глупый! А на физкультуре – помните? – через «коня» прыгал и носом пол пропахал!

– В первом классе описался на уроке!

Вскоре раздались голоса тех, кого он считал друзьями и единомышленниками. Ничего, кроме гадостей, о нем не говорили. Обсуждались самые сокровенные секреты, которые он когда-либо доверял близким! Самое обидное, что перевирали при этом всё, что было, со страшной силой! И даже мамин голос не был исключением!

Такого Коля не ожидал – от обиды душа застывать стала сильнее, чем от мороза тело. Жить, бороться, возвращаться домой расхотелось.

А тут ещё картинки в памяти появляться начали: вот первое место на олимпиаде по истории уходит сопернику, который удачно списал правильный ответ у Николая (а сейчас рассказывает об этом и смеется!); вот девочка, которая ему так нравилась, за руку идёт с мальчишкой из соседнего класса и его, Колю, обсуждает; вот незнакомая мама покупает своему сыночку игрушку, которую Колина мама купить отказалась, а противный пацан язык Коле показывает…

Почему всё так несправедливо! Нечестно! Неправильно! Зависть усилила терзания униженной гордости, и к лютому холоду вновь добавился испепеляющий жар гнева, свинцовая тугая масса под ногами уже более походила на жидкую ртуть. Она ядовито сияла и переливалась, постепенно поглощая Николая.

– Плохо-то мне как! – взвыл мальчик, но и это ещё не было верхом страдания: к морозу и жару одновременно вскоре прибавилось какое-то разъедающее щипание по всему телу и даже в душе. Морозная ртуть смешалась с кристально-чистой водой.

Или кислотой? Или рассолом? Или чем?

– Это горючие слёзы, – раздался голос Домового. – Поздравляю, ты только что миновал мытарства гордости и зависти и достиг мытарства неправды.

– Какая неправда? Это кислота – она разъест меня сейчас!

– Это слёзы, пролитые из-за твоей несправедливости.

– Я ж не судья!

– Однако судил! Или судить помогал так, как тебе выгодно было. Помнишь, как маму упрекал, что она не любит тебя, раз не истратила последние деньги на игровую приставку? А как на соседскую девчонку все свои вины сваливал? Её наказывали, а ты злорадствовал! Знаешь, как она плакала каждый раз? А сколько раз ты пакостил в школе, но никто не мог на тебя даже подумать – ты же таким хорошим всегда казался! И вызывали чужих родителей! Знаешь, сколько несправедливости из-за тебя произошло?! Тони в море слёз!

– Зачем ты так со мной? Я ж тебе ничего плохого не сделал!

– Что, не нравится, когда с тобой по справедливости поступают? А представляешь, как обидно, если то же самое несправедливо происходит? Привыкай – мы все здесь такие, и ты – тоже здесь, потому что ты такой же, как я! Наконец-то ты захлебнёшься и станешь моей добычей!

– Почему твоей?

– Потому что это я тебя подталкивал к пакостям, а потом помогал от ответа уйти. Ты мой! – И вдруг голос беса дрогнул: – Оп-па! А это что?

Коля внезапно оказался на странном плавучем средстве – подушка в роли плота и носовой платок в виде паруса. Эта конструкция стремительно вынесла Колю на поверхность моря и помчалась вперёд.

– Ох уж эти люди! Никогда не научатся справедливости! – домовой бес не скрывал своей досады. – Благодари соседку свою непутёвую за то, что по ночам подушку проревела насквозь, тебя жалеючи, а днём – гору платков носовых слезами промочила.

– А ветер откуда?

– Одноклассники, которых ты всегда подставлял, добра тебе желают. Ну надо же, какая неприятность! Ладно, это не последняя триада!

– Ещё что-то будет?

В ответ раздалось подленькое хихиканье.

Вскоре подушечный плот пристал к берегу – Коля вышел и, проваливаясь в глубоком песке, побрёл вперёд. Домовой парил рядом на небольшой высоте, изумлённо наблюдая за происходящим.

Наконец он не выдержал:

– Ты хоть видишь, что у тебя под ногами?

– Песок.

– Какой песок?

– Мелкий.

– Это же золотой песок!

– И что?

– Как «что»?! Хоть в карманы набери!

– Ничего мне отсюда не надо! Самому бы выбраться скорей! – проворчал в ответ Коля и вскоре вышел к широкому полю.

– Коля, а ты знаешь, что только что три мытарства миновал, даже не заметив этого?

– Какие?

– Мытарство лихвы – ненасытного приобретательства, мытарство сребролюбия и скупости и мытарство воровства. В этих зыбучих песках миллионы навечно погребены, золотые оковы навеки сковали тысячи воров и воришек, взяточников и расхитителей чужого имущества. Если бы ты не удержался и стал нагребать песок в карманы, ты бы целую вечность пересыпал потом песок из пустого в порожнее!

– А ты бы этого хотел, да?

– Ничего личного – у меня работа такая!

Иван и Философ решили остановиться и передохнуть. Берёзовый лес одарил путников прохладой, укрыв от полуденного солнца. Ручей мелодично журчал между белоствольных красавиц. Только умылись и перекусили чуток, как неугомонного Философа на вопросы потянуло:

– Сказочник, я вот всё про обеты думаю. Где ты их взял – не сам же придумал?

– А мне мамка в котомку книжку сунула, которую Иоанн Лествичник написал, – «Лествица» называется – и велела прочесть. Говорит, что в книге этой путь к истине описан. Но она нудная – я только три первых главы прочёл. Там как раз про эти отречения было. Вот я и вспомнил.