Андрей Плахов - Режиссеры настоящего. Том 2.

Пятнадцать лет назад мы с продюсером Анджело Барбагалло основали кинокомпанию. Хотя я и до этого не испытывал недостатка свободы. Но в собственной компании я смог сам стать продюсером, работать с другими режиссерами или самостоятельно делать самые неожиданные проекты – как, например, картину «La Cosa» о конце компартии или документальные и короткометражные ленты.

В традиционных отношениях с продюсерами все делится на стадии – написание сценария, подготовительный период, съемки, монтаж. В некоторых сделанных мною за последние годы фильмах эти стадии размыты, не имеют четких границ. Возможно это только в собственной производственной компании. Кроме того, сейчас мы ухитряемся еще содержать в Риме свой кинотеатр. Сейчас в нем показывают фильм Франсуа Озона «Капли дождя на раскаленных скалах». Час назад я туда позвонил, чтобы узнать, как дела: первые два сеанса прошли успешно. Это единственный независимый кинотеатр в Риме, не принадлежащий двум основным группам прокатчиков. Его открытие изменило ситуацию в городе. Мы открылись картиной Кена Лоуча «Рифф-рафф», и теперь, после успешного старта, фильм, который вряд ли нашел бы себе место в старой системе проката, показывают в пяти кинотеатрах.

Первоначальным импульсом для появления «Комнаты сына» было желание написать и сыграть роль психоаналитика. Причем не так, как людей этой профессии показывают в комедиях, да и в серьезных фильмах тоже. Позднее я подумал, что было бы интересно поставить человека, имеющего дело с чужими драмами, перед лицом собственной ужасной трагедии. Я решил по некоторым личным причинам снимать фильм не в Риме, а в маленьком курортном городке у моря. В таких местах еще существует дух провинциального коллективизма, семья, которая переживает утрату сына, оказывается частью городской общины, и люди разделяют их боль. Если фильм работает в аудитории, то потому, что он не навязывает ей эмоции, а пытается погрузить в ситуацию, побуждая разделить тот горький опыт, что выпал на долю героев.

Как в фильме Озона «5×2» (2004), мы расскажем эту историю с конца. В том, что Франсуа Озон остается любимцем московской культурной элиты, можно было легко убедиться на гала-показе фильма «Ангел» (2007) на прошлогоднем ММКФ. Режиссер волновался и переживал из-за того, что просмотр поставили на одиннадцать вечера: для Парижа мертвое время. То ли дело Москва: зал на полторы тысячи мест был полон, гостя встречали бурно, словно поп-звезду.

Вообще это довольно странная история: Озона признали и полюбили в России чуть ли не раньше и точно уж больше, чем на родине. Его ранние маргинальные фильмы, начиная с короткометражек и кончая «Криминальными любовниками» (1999) и «Каплями дождя на раскаленных скалах» (2000), с обязательными бисексуальными мотивами, стали культовыми для московских киноманов. Потом Озон сменил ориентацию, подавшись в арт-мейнстрим, и стал «французским Альмодоваром» – куртуазным поэтом женской экстравагантности и покровителем парижских актрис, которым он дарил самые выигрышные роли независимо от статуса и возраста. Его считают ловким и успешным стилистом. Хотя, если разобраться, только «8 женщин» (2002) имели реальный коммерческий успех, а на фестивалях Франсуа Озона обычно обносят призами, негласно полагая, что у этого баловня судьбы «и так все есть».

«Ангел»

Московские поклонники и поклонницы забросали гостя почти интимными вопросами: например, влюбляется ли он в своих актеров и актрис? Или: почему, будучи таким красавцем, сам не снимается в кино («Я вуайерист, а не эксгибиционист», – прозвучало в ответ). Кто-то процитировал высказывание режиссера о том, что фестивальные призы, как геморрой, могут приклеиться к любой заднице. Озон добавил, что самое страшное – собрать все награды и впасть в эйфорию, тогда человек перестает развиваться. Вот почему после попсовых «8 женщин» режиссер делает два камерных фильма, а сейчас задумал «маленький проект со спецэффектами».

«Ангел» – явное свидетельство того, что развитие сорокалетнего режиссера не закончено и что происходит оно довольно драматично. Ведь этот дорогой костюмный фильм, события которого разворачиваются в эдвардианскую эпоху, – не что иное, как желчная, самоироничная рефлексия о природе массового успеха и о его жестокой изнанке. В основе картины полувековой давности роман Элизабет Тейлор (даже совпадение имен кажется символичным, хотя голливудская звезда тут ни при чем). В центре романа – писательница-беллетристка, сочинительница популярных книжек. Героиню зовут Энджел, этот ангел масскульта грызет ногти, носит безвкусные платья и совершенно невыносим в бытовой и личной жизни. Она (в исполнении молодой английской актрисы Ромолы Гараи) эгоцентрично занимает все пространство фильма, вытесняя из него и своего любовного партнера (Михаэль Фассбиндер), и жену своего издателя (как всегда безупречная Шарлотта Рэмплинг), и вообще любого, кто попадается ей на пути. Она вампир. Но вампир этот тоже страдает оттого, что ощущает мир крутящимся вокруг своей персоны, а жизнь – космической драмой, разыгранной на огромной сцене.

Энджел – настоящая женщина декаданса и модерна – переживает муки творчества, раннюю славу и ее спад так интенсивно, что ухитряется почти не заметить мировую войну, не говоря о таких мелочах, как отчуждение самого близкого человека. Эти события в фильме увидены и запечатлены глазами героини – с экспрессивными крупными планами, экзотическим буйством цветов, преувеличенными эмоциями, словно в немом кино. В этой забытой, навсегда унесенной ветром жизни, в этой эпохе, полной сентиментальности и высокопарности, есть какая-то магическая привлекательность, обезоруживающая искренность. Именно этим она близка Озону и тем, кто исповедует жизненный стиль эмо. Энджел умирает молодой, потому что эпоха экстремальных фигур и «проклятых поэтов» кончилась, в массовой культуре заработали другие механизмы, на место личностей пришла индустрия.

Уже вышедший в 2003 году «Бассейн» тоже с Шарлоттой Рэмплинг и тоже с героиней-писательницей, был процентов на семьдесят англоязычным. Однако именно «Ангел» – первая картина французского режиссера, целиком и полностью снятая на английском языке, в Англии, по английскому роману, с английским кастингом. Но успеха она не имела ни в Англии, ни во Франции, в Америку вообще осталась не продана – видимо, потому, что ее барочная избыточность показалась слишком радикальной.