Анна Плантажене - Мэрилин Монро

За малейшую неосторожность придется расплачиваться.

Но 21 июня 1956 года, на заре, Мэрилин допустила ошибку. Она думала, что еще слишком рано, что никто ее не сторожит и не увидит, как она, без косметики и парика, в простых черных очках, тайком выскользнет из дома. Она хочет бежать. От чего? От кого? Но не может. Когда она поняла, что ошиблась, было уже слишком поздно. Журналисты повыскакивали отовсюду, взяли ее в кольцо, не давая идти вперед и вернуться домой. Она оказалась в ловушке, зажатая у дверей своего дома, со всех сторон засверкали вспышки фотокамер — безжалостные, бесчувственные к мольбам затравленной жертвы, пытавшейся заслонить свое лицо, взывавшей к сочувствию, умолявшей, плачущей, ослабшей.

«Оставьте меня, ребята, я ужасно выгляжу, сжальтесь надо мной, ребята, оставьте меня!»

Все тщетно. Они хотят все знать, все забрать, все продать. Чтобы остановить их, Мэрилин вынуждена признаться в своей связи с Артуром Миллером. Под пыткой сознаются в преступлениях, которых не совершали.

Фотографии Монро без косметики облетели весь мир.

В тот же день Артур Миллер явился по вызову в Комитет по антиамериканской деятельности. Чтобы сопровождать Мэрилин в Лондон, где летом должны были начаться съемки «Принца и танцовщицы», он подал заявление на получение загранпаспорта. Дать разрешение мог только комитет. Страшилась ли Мэрилин этого вызова, боясь, что Миллера могут «прикончить»? Или же именно она, напротив, из мстительности побуждала его не уступать и не называть никаких имен. Сражение между «миллеристами» и «монроистами» не имело большого значения. Мэрилин совсем не разбиралась в политике. Ее сочувствие к слабым, в том числе животным или растениям, было лишь инстинктивным проявлением высшего эгоцентризма, когда малейшее несчастье (растоптанный цветок) напоминало ей о собственном провале или вызывало манию преследования. Ясно одно: Монро был нужен герой. Чтобы любить мужчину, она должна безгранично им восхищаться. У Миллера не оставалось выбора: если он не хочет утратить уважения своей возлюбленной, он должен проявить мужество, рискуя поломать свою карьеру, как многие художники того времени, которым запрещали заниматься своим ремеслом — и это в лучшем случае. Он утверждал, что председатель комитета якобы предложил ему тайком «договориться по-хорошему»: пусть даст свою фотографию с Мэрилин Монро — и все уладится.

Миллер поостерегся рассказать об этом своей красавице.

И 21 июня 1956 года, когда Мэрилин после нападения журналистской своры вновь забаррикадировалась у себя дома, находясь на грани нервного срыва, и горстями глотала транквилизаторы, чтобы прийти в себя, Артур Миллер в Вашингтоне признался комитету в том, что несколькими годами раньше присутствовал на собраниях коммунистов, но отказался назвать других участников этих собраний. На вопрос «зачем вам нужен паспорт?» он ответил: «Чтобы поехать в Англию с женщиной, на которой я собираюсь жениться». Эта информация сразу перевесила все остальные новости и в один миг облетела все газеты. Ошеломленная, даже разъяренная Мэрилин узнала по радио, что она скоро станет миссис Артур Миллер, хотя последний еще официально не испрашивал ее согласия. Как будто это само собой разумеется. Ее застали врасплох. Кроме того, после утренней переделки ей нужно было отыграться перед прессой. Она спешно призвала на помощь своих обычных помощников и после полудня собрала журналистов на небольшой брифинг на пороге своего дома. Приведя себя в порядок и подготовившись вести игру, Мэрилин Монро — широко улыбающаяся, полная уверенности и лукавства — подтвердила скучившимся репортерам, что скоро выйдет замуж за Артура Миллера. Тем временем комитет объявил драматургу десятидневный ультиматум.

Официальное сообщение о союзе между секс-бомбой и ангажированным писателем попало на первые полосы газет всего мира. Отовсюду съезжались спецкоры. Чтобы получить хоть немного покоя, Миллер быстро усвоил правила игры: соглашаться, время от времени давать интервью и несколько фотографий. 29 июня шесть десятков журналистов «пригласили» к Миллеру в Коннектикут. Пока пара тайно обедала неподалеку, в семейные владения явилось более четырехсот репортеров. В разгар дня корреспондентка «Пари матч», устроившая слежку за актрисой и писателем, разбилась на машине. Ее кровь забрызгала желтый пуловер Мэрилин, которой несколько минут спустя, приняв лошадиную дозу успокоительных, пришлось выйти к прессе. Дурное предзнаменование, шепнула Пола Страсберг. В тот же вечер судья объявил их с Миллером мужем и женой. Срок ультиматума, объявленного комитетом, истекал на следующий день. Писатель не поддался. Мировая аура, окружавшая его благодаря браку с Мэрилин Монро, неоспоримо сыграла в его пользу. Осужденный за оскорбление правосудия, Миллер тем не менее получил свой паспорт (абсурдное решение; поговаривали, что на него повлияло тайное вмешательство сенатора Кеннеди).

Первого июля 1956 года Мэрилин в бело-фиолетовом платье, только что обратившаяся в иудаизм после двухчасового сеанса с раввином-реформистом, заперлась на втором этаже дома, снятого по случаю религиозной свадебной церемонии. Рядом с ней были Грины и Страсберги. Внизу несколько тщательно отобранных гостей дожидались новобрачную, даже не подозревая о драме, которая разыгрывалась у них над головой: Мэрилин Монро больше не хотела замуж за Артура Миллера [20] В своей пьесе «После грехопадения» (1964) Артур Миллер вывел на сцену свой роман с Мэрилин, в том числе рассказ об их свадьбе и колебаниях невесты в последний момент. .

Внезапный страх разочаровать, разочароваться самой, оказаться не на высоте, вновь попасть под власть своих демонов, не сохранить верности телу одного мужчины. Сознание того, что тобой манипулируют, что ты уже ничего не решаешь. Неспособность созидать. Возможно, ощущение того, что ее бег от пропасти и времени скоро завершится. И что если она еще раз потерпит неудачу с человеком, на которого возлагает все свои надежды, от которого требует невозможного и ожидает всего, она, наверное, умрет. Мэрилин страшится чудовища внутри себя.

«Если не хочешь замуж, не выходи, — сказал ей Милтон Грин. — Беру все на себя».

Но зов семьи оказался сильнее. Вместе с Артуром Мэрилин обрела также мать, Аугусту, а главное — отца, Исидора, обоим было чуть больше семидесяти лет. Она сразу же прониклась к ним огромной нежностью. «Вы позволите мне называть вас папой и мамой? Я впервые смогу назвать кого-то папой и мамой». Взволнованные старички тотчас ее удочерили.

Тогда Мэрилин Монро спустилась вниз в третьем или четвертом белом платье печальной весталки, под восхищенными взглядами детей и родителей Миллера. И сказала всем «да». «Да» надежде. На обручальных кольцах, которыми обменялись новобрачные, были выгравированы слова: «Сегодня и навсегда».