Жан Паван - Марлен Дитрих

Она отказывается комментировать финальную скачку на лошадях в фильме «Кровавая императрица» («смешно!»… все равно что если бы ей велели сразу, без подготовки прокомментировать «Сикстинскую капеллу»), но тем не менее она отвечает, когда ее просят объяснить за 30 секунд, почему «Дьявол — это женщина» ее лучший фильм («потому что он лучший»). Она подробно и довольно точно вспоминает, как Штернберг снимал первые пробы к «Голубому ангелу». Максимилиану Шеллу не удалось их найти, а она сама никогда их не видела. Она говорит о войне (кратко отмечая: «Нет, нельзя сказать, что я проявила смелость, сделав такой выбор, мы знали о лагерях смерти, но тем не менее мне было легко сделать свой, я немка и я знаю немцев. Немцы любят, чтобы им приказывали, им нужен начальник. Но этот чудовищный Гитлер, для меня это было слишком»). Она также говорит о своем возвращении на немецкую сцену в 1960 году (были плакаты с надписью «Марлен, убирайся назад!», но также были и очень милые люди, это напоминало единение любви и ненависти, такую смесь любви и ненависти иногда испытывают любовники).

Потом, когда ее подталкивают к воспоминаниям о последних годах и фильмах, она сильно сердится, называет интервьюера любителем, а не профессионалом, которому надо благоговейно замирать при упоминании имени Орсона Уэллса, и советует ему вернуться назад к матушке Шелл, чтобы она научила его хорошим манерам. В конечном итоге сменяет гнев на милость и цитирует строки из поэмы Фердинанда фон Фрейлиграта (1810–1876), которой учила ее мама, когда ей было всего шесть лет: «О, люби, люби так, как ты можешь! О, люби, люби так, как ты хочешь! Придет час, придет час, когда ты заплачешь, стоя над могилами». И Марлен плачет, в конце концов, вспоминая стихи: «Прости, если я обидел тебя. О, Мой Бог, это было сделано не нарочно!»

Какими бы глубокими ни были ее переживания, и невзирая на раздражительность, которую прославленная старая актриса, немощная и без денег, была вправе проявить, по-старушечьи слабая и, без сомнения, нетрезвая Дитрих великодушно позволяла руководить собой молодой творческой группе, но она в который раз сосредоточила все внимание на себе и не дала одаренному актеру ни малейшей возможности превратить эту работу в свой личный успех, более того, в конечном итоге все лавры достались ей.

За четыре года до этого она снялась в крошечной роли в фильме «Красивый жиголо — бедный жиголо». Она появилась на экране всего на несколько минут, но эти минуты определили долголетие фильма, в котором главные роли исполнили снимающиеся и сегодня Дэвид Боуи и Сидни Ром. В этой картине зритель вновь увидел на экране и знаменитостей 1960-х годов Кима Новака, Марию Шелл и Курта Юргенса. Но именно ее короткое появление на экране «делает весь фильм» (как выразился Уэллс по поводу Тани), впрочем, если вообще его можно назвать фильмом. Съемки в Париже в 1978 году продолжались два дня, и актер и режиссер Дэвид Хеммингс запечатлел ее на пленке, напевающей песенку «Красивый жиголо — бедный жиголо», созданную в 1931 году исполнителем джаза Тедом Льюисом (1890–1971), которую, по ее утверждению, она всегда ненавидела.

Но глядя на экран, есть отчего расстроиться: удручающего вида Марлен в возрасте семидесяти шести лет, тщательно «спрятанная» в костюм, характерный для Дитрих, маскирующий ее настолько, насколько это возможно, включая вуалетку, под которой менее заметен многослойный макияж, и жалко выглядящие складки длинной юбки, прячущие ее ноги, некогда сделавшие из нее легенду, одна из которых теперь потеряла подвижность. На одной фотографии запечатлено грубо загримированное для этого случая лицо звезды, но ее глаза, хотя и не такие яркие, как раньше, сохраняют восхитительное выражение, а в благородном взгляде выражено всё: и невероятная усталость, и отстраненность, и мучение. Она сама оставила трезвый и злой комментарий к этой фотографии, написав на ней крупным неровным почерком: «До чего же страшной можно стать?»

И все же… Все же исполнение песни «Красивый жиголо — бедный жиголо», спетой отрывочно и устало, является одним из самых ярких из того, что она сделала в этой второстепенной для нее области (исполнение песен и их запись на пленку для фильмов), а это последнее исполнение песни, которое можно назвать ее последним словом, столь же убедительно, как последние слова Тани в «Печати зла». Марлен Дитрих оставляет завещание, когда медленно, отстраненно и завораживающе произносит зарифмованные прописные истины, которые благодаря ее старому, неровному, скорбному голосу приобретают четкий ритм и глубокий смысл, звучат экспрессивно и с неподдельным чувством: «Однажды молодость уйдет». И еще: «Что скажут обо мне? Когда придет конец, я знаю, скажут „он был настоящий жиголо“, и жизнь будет продолжаться, но уже без меня».

Отдельным, особо чувствительным людям, наверное, не так тяжело сознавать, что жизнь продолжается, в то время как они угасают, чем ощущать, что для них жизнь закончилась, хотя сами они еще живы. Тот этап жизни, когда все больше и больше близких людей и известных современников уходит из жизни (чем отмечена, словно вехами, старость любого человека с самого ее истока), у Марлен начался, пожалуй, довольно рано: со смерти Эрнеста Хемингуэя, лауреата Нобелевской премии 1954 года, который застрелился из ружья 2 июля 1961 года на 62-м году жизни в городе Кетчум, штат Айдахо. А может быть, и еще раньше — с кончины 2 февраля 1958 года в Лос-Анджелесе на 63-м году жизни Трэвиса Бентона, одного из основных создателей мифа по имени Марлен Дитрих.

Одни похороны следовали за другими в мирах параллельных или соседних с миром актрисы.

Ирэн ушла из жизни по своей воле 15 ноября 1962 года в Лос-Анджелесе на 61-м году жизни. Эдит Пиаф умерла 10 октября 1963 года в Пласкасье в возрасте 47 лет; среди огромной толпы людей, пришедших на ее похороны, находилась и Дитрих. На следующий день, 11 октября 1963 года, в Милли-ла-Форе в возрасте 74 лет умер Жан Кокто. Тамара Матуль, жертвенный агнец, была убита, как пишет Стивен Бах, умалишенным 26 марта 1965 года в психиатрической больнице (в Камарильо) в Калифорнии. Мерседес де Акоста умерла 9 мая 1968 года в Нью-Йорке в возрасте 75 лет. Эрих Мария Ремарк ушел из жизни 25 сентября 1970 года в Локарно в возрасте 72 лет. Морис Шевалье покинул этот мир 1 января 1972 года в Париже на 83-м году жизни. Ноэль Ковард ушел из жизни 26 марта 1973 года в своем доме на Ямайке в возрасте 73 лет. Лукино Висконти умер 17 марта 1976 года в Риме на 70-м году жизни: на протяжении более чем двадцати лет жизни он хранил и экспонировал фотографии тех людей, которые многое значили в его жизни, среди этих фотографий была и карточка Марлен в мужском фраке, на которой она написала по-итальянски: «Я тебя люблю».