Авторов Коллектив - Вахтанговец. Николай Гриценко

нин из «Казаков», и отец Сергий, и крестьянин Аким из пьесы «Власть

тьмы» и многие другие толстовские герои, зовущие к всепрощению, но

между тем постоянно воюющие за целостность своей личности, за жизнь

с «изюминкой», за свободу желаний, а не только за размеры жалованья.

Все эти мотивы нашел артист Гриценко в образе Протасова, они были

особенно важны, эти мотивы, к концу наших 50-х годов, когда все тес­

нее сжимались кольца государственной машины, где Протасовы уже

не хотели быть «винтиками», «рядовыми», рвались на волю, к цыганам,

к алкоголю, хоть бы и не на саму станцию Остапово, где реально погиб

писатель, а хоть бы на станцию Обираловка, где вымышленно, но не

менее реально погибла его героиня - Анна Каренина. И как тихий коло­

кольчик звучал у Гриценко в этой роли Протасова - клоунский задор -

измена цивилизации, смешное упрямство. Сопереживая свободолюби­

вому своему Протасову, Толстой все же, хоть и на генетическом уровне,

любил и своих чопорных Карениных, не случайно одна и та же эта фами­

лия отдана писателем в чем-то и похожим героям и «Анны Карениной»

и «Живого трупа». Не случайно так же в одной из экранизаций «Анны

Карениной» Гриценко сыграл и самого Алексея Александровича Каре­

нина, полностью контрастного Федору Протасову из «Живого трупа»,

и в чем-то ему родственного: Каренин и Протасов - порождение друг

друга, выламывающийся из общества Протасов гибнет, но гибнет также

и как личность и как деятель, и Каренин. Без «изюминки» нет человека,

но нет человека и там, где индивидуалистическая эта «особость», в кон­

це концов, закрывает возможность общего движения к прогрессу.

Гриценко ощущал эту двойственность толстовской мысли - да, пуш­

кинский Алеко, ушедший к цыганам - прекрасен, да, пушкинский Алеко,

ушедший к цыганам - ужасен. Мы, зрители тех лет, думали обо всем этом

вместе с актерами, и, думая, росли, умнели, плакали, смеялись, а, между

тем, строили свою жизнь.

Немало прекрасных ролей сыграл Гриценко в кинематографе. Выде­

лим сейчас одну из них - роль немецкого генерала в знаменитом теле­

фильме «Семнадцать мгновений весны». Вместе с такими прославленны­

ми художниками как Плятт, Евстигнеев, занятых в эпизодах этой нашей

«теле-славы», Гриценко в проходном своем, назовем его «восемнадца­

тым» мгновением, почти сыграл все гитлеровское поражение, весь финал

не столько даже фашистского нашествия, сколько его идеологии, его зло­

дейских предначертаний. В купе поезда двое: наш Штирлиц и гитлеров­

ский генерал в исполнении Гриценко. Один внешне идеальнонацистский,

механистически дисциплинированный, ни словом не выдающий своих

переживаний Гриценко, генерал гитлеровской Германии. Другой - наш

разведчик, абсолютно убежденный в падении гитлеризма, уже как бы слы­

шащий первые салюты победы. Один верит в дело погибающее -нацизм,

и еще верно служит ему, другой знает, что военный конец уже предна­

чертан, что остались лишь последние дипломатические штрихи. Но так,

как играет этот эпизод Гриценко, он переворачивает вверх дном самый

смысл происходящего, идет особое сценическое перевоплощение не част­

ного характера, но целого этапа истории. Именно немецкий генерал Гри­

ценко ощущает крах гитлеризма, и новый, неожиданный свет пролива­

ется на саму фигуру Штирлица, она становится уже не только победной,

но и внутренне драматичной. Гитлеровский генерал может лишь только

физически погибнуть - сам позор, сам финал нашествия ему ясны. Вои­

ну же Сталина еще предстоят и предстоят разочарования, тяжкие раны

«Живой труп».

Следователь - Леонид Шихматов,

Протасов - Николай Гриценко,

Лиза -Людмила Целиковская,

Каренин -Юрий Яковлев

на самом теле нашей Победы. Играя своего генерала, Гриценко сыграл

и нашего Штирлица в одном его будущем мгновении, когда, может быть,

вот так же, в каком-нибудь поезде, самолете, а то и в кабинете Лубянки, он

вдруг поймет весь ужас нашего нашествия на собственный победивший

народ. Чуть дрожит стакан чая в «железнодорожном» подстаканнике, чуть

вздрагивает нога генерала Гриценко в безупречно вычищенном ботфорте,

но как слышна эта тихая дрожь в громкоголосости крикливого фашизма.

На глазах миллионов телезрителей недвижная, как бы, восковая фигура

генерала обращалась в живую страдающую личность, из характерности

образовывался характер. Благодаря игре Гриценко витала в этом эпизоде

высокая трагедия, разная по смыслу, она ждала обоих незаурядных этих

людей. А там, где высокая трагедия - там и высокая комедия, оборот жиз­

ни на 180 градусов, чреват и слезами, и скрытым в них подчас смехом.

Не однажды доводилось мне встречаться с Николаем Олимпиевичем

на творческих его вечерах, на разных его юбилеях. Я задавала традицион­

ные вопросы - о чем мечтаете, а кого легче играть: положительного героя

или отрицательных персонажей, может ли быть чистое искусство, а кем

бы вы стали, если бы «не пошли в актеры» и т.д. и т.п.

На самом то деле об актере Гриценко надо бы писать большую содер­

жательную книгу, чтобы яснее разобраться в самом существе вахтангов­

ской театральности, родной отечественной классике, своей и мировой теа­

тральной культуре, вперед-смотрящей для создания новых форм никогда

не уходящего прекрасного старого театра.

Николай Гриценко, вместе со Щукиным, Симоновым, Этушем, Ульяно­

вым, Яковлевым, Лановым, Князевым, Сухановым, Маковецким - это осо­

бый «брэнд» вахтанговской славы, особой актерской школы, слез и смеха,

истории современности и современности как истории, формы как содер­

жания и содержания как формы, вовлечения зрителей в сценический мир

светлого праздника «со слезами на глазах», спасительного пира во время

все повторяющейся чумы.

Инна Вишневская

Несказанное...

Так в девятисотые годы прошлого века говорили о том, что невозможно

выразить словами.

Николай Олимпиевич Гриценко был гениальным актером и едва ли не са­

мым таинственным из вахтанговцев. Понять, как он это делает на сцене,

следуя каким законам, благодаря какому умению или знанию, - невозмож­

но. С годами мне все более казалось, что он абсолютно соответствует из­

вестному суждению Вахтангова о том, что сфера действия Гения подсозна­