Полина Шур - Альбер Ламорис

— Смотри, смотри, дедушка, вот глупые бараны, им кажется, что они куда–то идут, а они топчутся на одном месте…

Тема «мечты» время от времени отходит на второй план, уступая место темам более важным, более актуальным; но потом она появляется вновь.

Герои «Лесной арфы» американского писателя Трумэна Капоте — Долли и Кэтрин, две старые обиженные женщины, вместе с пятнадцатилетним Коллином уходят из дома и живут на дереве. К ним приходят и бывший судья Чарли Кул, и Райли Гендерсон — человек, у которого в городе нет пи одного друга.

В городе всех стригут «под одну гребенку…», в городе не хотят признать, что «люди могут быть непохожими друг на друга», и вот пять человек забираются на дерево.

Именно на дереве, оторвавшись от городской жизни с ее непреложными законами, люди вновь обретают достоинство и гордость; они теперь чувствуют, что нужно им самим, и дают другим, оставшимся в городе, понять, чего тем не хватает (на дереве судья делает Долли предложение, а богатая Вирена, выгнавшая женщин из дому, приходит к дереву попросить их вернуться обратно).

«Может быть, — говорит судья, — никто из нас не нашел своего дома… Мы только знаем — он где–то есть… И если удастся его отыскать, пусть мы проживем там всего лишь мгновение, — все равно мы должны почитать себя счастливыми».

Вот и Ламорис на один–единственный миг даёт героям найти свой дом — этот дом еще более зыбок и непрочен, чем дерево. Это воздушный шар, который дает возможность осуществить мечту дедушки и Паскаля, который летит туда, куда хотят они — летит искать приметы другой жизни.

И. Соловьева пишет, что у Ламориса, как и у Тати, тоже есть некая ностальгия по прошлому, некая попытка вернуть его. Но Жак Тати знает цену всей этой идиллии, а для Ламориса её ценность вне сомнений.

В ностальгии Тати есть направленная на самое себя ирония, она движется к фарсу, в то время как ностальгия Ламориса движется к пафосу. [28] См.: И. Соловьева. Воздушный шар и его ноша, «Искусство кино», 1962, № 7, стр.123.

Мне кажется, это не так; И. Соловьева была бы права, если бы фильм «Путешествие на воздушном шаре» действительно был бы лишен иронии и, главное, кончался бы так, как кончался «Красный шар»: герой Паскаль улетал бы на воздушном шаре, скрывался вместе с ним где–то вдали. Но «Путешествие» так не кончается, его конец более жёсток, и подготовлен он незаметно вплетенной в фильм иронией.

Продолжая тему Рене Клера и Тати, Ламорис, как и они, с грустью признает иллюзорность возвращения к прежней жизни. Повторение конца «Красного шара» было бы двусмысленным и ложным. Ламорис очень тонко этой двусмысленности избегает.

Рене Клер любит своих героев и вздыхает о прошлом, но, идеализируя его, он в то же время грустно, мягко над ним и иронизирует — стилизуя его, пародируя его; любя своих героев, он и подсмеивается над ними, понимая, что они уже давно ушли в прошлое. Тати издевается над механизированным миром, но в то же время смеется и над уютом окраин, и над дядей–чудаком. Тати понимает, что уходящий мир удержать нельзя.

У Ламориса нет авторской иронии, как у Тати и Клера. Ламорис очень бы хотел удержать этот мир, но жизнь безжалостна, жизнь разбивает мечту героев, и Ламорис не спорит с жизнью, не показывает прошлое как реально существующее, а расстается с ним — конечно, нехотя, с сожалением, с грустью.

Настоящая жизнь как бы берет верх над той, которую Ламорис хочет представить в фильме, и сама не дает режиссеру повернуть ее назад. Мечта несбыточна, непрочна, как и воздушный шар. Казалось бы, героям удается возвратить прошлое, перенестись в другую эпоху — но настоящее словно мстит за бегство из него.

Вот шар зацепляет развешенное в чьем–то дворе белье. Все оно падает на землю, и только одна рубашка остается между небом и землей. Подталкиваемая со всех сторон легкими потоками ветра, она начинает сказочный полет в воздухе, сопровождающийся тончайшими па рукавов. Начинает долгий и радостный танец в беспредельном мире воздуха, солнца, света. Мы и удивляемся и не удивляемся, мы уже привыкли к тому, что у Ламориса сказка воспринимается как естественное продолжение реальности.

Только эта новая сказка не кончается сказочно. Нет, мы не удаляемся от неё, постепенно теряя ее из поля зрения, и она не исчезает куда–то вдаль. На наших глазах рубашка опускается все ниже и ниже, пока её ткань не касается… грязи. Нежно–белая ткань рубашки, которая еще секунду назад летала, парила в воздухе, сейчас смешалась с грязью.

И вслед этой уходит другая мечта.

Когда Ламорис начал снимать фильм, он еще и сам не знал, где и как фильм кончится. Но что–то вывело из строя систему шара, на нем больше нельзя летать. И все же герои пытаются продолжить это путешествие. Дедушка и помощник достают из машины точно такой же второй шар. Уже не важно, что шар не единствен в своем роде, ничто не важно, кроме желания продолжить путешествие.

Но все бесполезно. Тепло горящего леса достигает оболочки второго шара, и он, как рубашка, такой же легкий и ненадежный, все ниже и ниже опускается к морю.

Паскалю, который после очередного приключения остался в шаре один (дедушка уже вылез из шара, чтобы присутствовать на деревенской свадьбе, а Паскаль не успел, шафер же решил влезть в шар и отвязал его, но вывалился из корзины), удастся в последнюю секунду выпрыгнуть из корзины.

Шар уже над водой. Паскаль делает несколько шагов вперед, но волны не пускают его. Впереди — море без конца и без края, и в нем медленно скрывается большой воздушный шар — не красный, не убитый людьми, но все же гибнущий в волнах, — а Паскаль уже полюбил его (не как человека, но как то, что дало ему возможность открыть заново красоту земли, осуществить мечту).

Впереди — море, а сзади пустынный берег. Фигурка двенадцатилетнего Паскаля вдруг кажется очень маленькой. В памяти возникают последние кадры «Красного шара»: маленький мальчик — совсем один. И хотя едут к нему на машине дедушка и его помощник, это ни для него, ни для итога фильма уже не имеет значения. Берег, волны и одинокий мальчик, у которого погиб шар, создавший, конечно, не саму сказку, но, во всяком случае, ее иллюзию — вот чем заканчивается фильм.

Это грустный конец. В чем–то по ощущению почти безнадежный. Как безнадежен он в фильме Франсуа Трюффо «400 ударов», снятом на год раньше «Путешествия», или в фильме Жана Виго «Ноль за поведение», снятом еще в 1932 году; потому что по «Красному шару», и по фильму Трюффо, и по фильму Виго мы уже узнали о том, как живут французские школьники; узнали о жестокости учителей и равнодушии родителей, о том, как те и другие лишают жизнь детей свободы и поэзии.

Герой фильма Трюффо живет с родителями — раздраженными, постоянно ссорящимися, не пытающимися проникнуть в мир мальчика — в отличие от героев «Ноль за поведение», которые живут в школе–интернате. Но и Антуан не может жить с родителями, и мальчики не могут жить в интернате.