Татьяна Салахиева-Талал - Психология в кино

Современный мир с его скоростями приводит к уплощению эмоционального фона. Если раньше, в эпоху бумажных писем, мы могли вдумчиво выбирать слова, передающие все оттенки наших чувств и состояний, то теперь достаточно выбрать из предложенного набора смайлов – и дело готово. «Супер», «ха-ха», «сочувствую», «ух ты!» и «возмутительно» – вот стандартный набор эмоций современного человека.

Серьезные изменения затронули и нашу телесность.

Во-первых, наше тело теперь включает в себя гаджет: смартфон стал естественным продолжением нашей руки. Выход из дома без телефона рождает больше тревоги, чем расставание с любимым. Человек, забывший взять с собой смартфон, чувствует себя так, как будто ему ампутировали часть тела.

Наша жизнь происходит на экранах лэптопов и смартфонов – там мы общаемся, там впитываем информацию и фиксируем свои размышления, туда, как в виртуальное облако, помещена значительная часть наших психических процессов. ScreenLife – новый киноформат, разработанный Тимуром Бекмамбетовым, в котором история происходит на экране гаджетов, – идеально точно выражает киноязык текучего общества.

Во-вторых, жизнь в сети приводит к телесной десенсибилизации [19] Десенсибилизация – потеря чувствительности. , и процесс отчуждения от собственного тела начинается с самых ранних лет. Когда ребенок растет, он испытывает возбуждение от встречи с новым и страх от столкновения с неизвестным и пугающим опытом. Возбуждение рождает много любопытства и вопросов, страх – потребность в защите и безопасности. И за тем и за другим ребенок бежит к родителю. Мама отвечает на бесконечные вопросы и обнимает, когда страшно. И тогда ребенок учится размещать возбуждение в отношениях, а объятия дают ему телесный опыт защищенности и безопасности. Это позволяет ему чувствовать свои телесные границы, распознавать свои эмоции, удовлетворять эмоциональные потребности в отношениях со значимыми людьми и успешно интегрировать новый опыт в процессе жизненного развития.

В нашем обществе «удобным» способом занять ребенка становится все тот же смартфон или планшет. Родители, не получившие в детстве в достаточной степени телесного контакта, объятий и тактильности, не способны к телесному контакту со своим ребенком. Им проще отвлечь капризничающего малыша мультиком на планшете. И тогда все чувства, направленные на контакт с родителем, переадресовываются гаджету, растворяются, распыляются.

Подрастая, ребенок в момент встречи с неизвестным вместо того, чтобы бежать к маме, обращается к интернет-поисковику. Google стал своеобразным суррогатом родителей. Он дает ответы на все вопросы, он дарит иллюзию обретения жизненной компетенции через получение информации – но он не обнимет и не даст человеческого тепла.

Волнение ребенка рассеивается в сети и не находит телесного и эмоционального контейнера в виде человеческих отношений. А возбуждение и волнение, не поддержанные в отношениях, трансформируются в тревогу. Такие дети, вырастая, никогда не могут расслабиться до конца, и уровень тревоги так высок, что проще анестезировать свои чувства, перестать ощущать свое тело. Поэтому современный человек отчужден от своей телесности, его чувства заморожены.

Выходя в интернет, человек теряет свои границы и растворяется в сети, сливаясь с единым потоком всеобщей глобальной информации. Одним из самых безобидных результатов становится так называемая прокрастинация – неспособность сконцентрироваться на текущей цели и распыление на внешние стимулы среды. Когда мы не заглядываем в себя, чтобы понять, в чем наша истинная мотивация и потребность, мы просто сливаемся со средой, хватаемся за стимулы, которые нам подбрасывают прямо сейчас. Мы не умеем контейнировать свое возбуждение и проходить процесс удовлетворения потребности от начала до конца.

Все эти факторы – отсутствие укорененности и стабильного фона принадлежностей, невозможность опираться на отношения, высокий уровень тревоги в сочетании с телесной замороженностью – выливаются в главный симптом нашего времени – панические атаки, всплеск которых начался в 1990-е и продолжается по сей день.

Именно тревожные расстройства (панические атаки, посттравматическое стрессовое расстройство, генерализованное тревожное расстройство, тревожно-депрессивные состояния и пр.) стали главным психологическим феноменом современного общества.

Во многих обществах есть ритуалы инициации, взросления, перехода во взрослый мир. Такие ритуалы хорошо описаны у Кэмпбелла и Воглера. В современном текучем обществе панические атаки стали своеобразным ритуалом инициации (Francesetti, 2015). Молодые люди, которым предстоит совершить переход из мира детства в большую взрослую жизнь, лишены достаточной поддержки и питающих корней. Общество не заботится об их инициации – и это место наполнено тревогой. Панические атаки становятся симптомом перехода от старых форм существования, которые уже изжили себя, к новым, которые пока не выстроены и эфемерны, в том случае если в процессе перехода человек одинок и лишен почвы под ногами.

Телесная и эмоциональная замороженность, оторванность от корней и одиночество нашего поколения ведут к все большему распространению депрессий.Согласно статистике ВОЗ, депрессия стоит на четвертом месте по распространенности среди всех заболеваний и охватывает сотни миллионов людей на планете. Согласно прогнозам, к 2020 г. депрессия выйдет на второе место (Francesetti, Gecele, 2011).

Одиночество, тревога, депрессия – вот психологические проблемы, актуальные в наше время. Не раз упомянутый в книге первый сезон «Настоящего детектива» пропитан тревожно-депрессивными настроениями.

Интерес зрителя снова возвращается к драме. Невозможность близости, интимности, нехватка человеческого тепла, замороженность чувств, дистанция между людьми – вот феномены современного поля. Депрессия – это не когда я тоскую о ком-то, это когда я перестал чувствовать даже эту тоску. Депрессия – это смутные тягостные отголоски памяти о тоске о ком-то.

Очень точно современные психологические проблемы схвачены и отображены в фильме «Тони Эрдманн». Главная героиня – собирательный образ поколения текучего общества. Эмигрировав в другую страну из-за работы, она полностью растворилась в ритме современной жизни, притупив свою чувствительность до эмоционального омертвения. Она больше напоминает функциональную машину с пустыми глазами, чем живого человека. За ее бизнес-навыками и непроницаемым выражением лица не сразу можно разглядеть внутреннее опустошение и депрессию. От эмоциональной смерти ее спасает отец – чудаковатый, нелепый, дурацкий, но очень непосредственный и живой. Через линию отношений с ним героиня оживает, воскрешает свою чувствительность, восстанавливает связь с корнями, начинает слышать себя.