Татьяна Салахиева-Талал - Психология в кино

В еще более патологических случаях в слитой паре накопленная агрессия выливается в насилие. Причем, согласно одному из законов семейных систем, чем более слабы и проницаемы внутренние границы системы, тем жестче внешние. Слитая пара, в которой у партнеров все общее и нет личных границ, обладает железобетонными границами по отношению к внешнему миру. В их отношения ничто не может проникнуть извне, и ничто из их пары не просочится наружу. А это значит, что о тяжелом насилии в семье зачастую не знает никто из окружающих. Снаружи все выглядит романтично: супруги все время и везде вместе, ну просто два влюбленных голубка! Типичный пример такой пары – Селеста и Перри Райты из сериала «Большая маленькая ложь». Весь городок завидует их семейному счастью, а тем временем внутри семьи разворачивается настоящая трагедия: он избивает ее снова и снова, она страдает, но не может уйти, и происходящее возбуждает обоих. Супруги мучают друг друга, но никак не могут расстаться, снова и снова проходя круги ада в заточении душного слияния.

Сугубо психопатологический, а вовсе уже не невротический пример – кровавая трагедия в «Антихристе» Ларса фон Триера. Ужас в том, что Антихриста символизирует младенец, который своим рождением врывается в диаду, разделяя мать и отца, – это частый страх слитых партнеров, задумывающихся о ребенке. Но слияние матери с младенцем напрямую конфликтует со слиянием ее же с мужем. Слитая пара не терпит третьего – и младенец должен умереть, он выпадает из окна в момент страстного секса родителей. Его смерть совпадает с оргазмом матери. Позже выясняется, что трагическая «случайность» не что иное, как результат пассивной агрессии матери, которая ранее так же «случайно» систематически путает левый и правый ботиночек малыша, тем самым причиняя ему боль. Муж везет убитую горем жену в их загородный дом, который символически называется «Эдем» – пара словно возвращается в первозданный рай, где их снова только двое. Но не тут-то было! Ярость, вырывающаяся наружу, превращается в кровавое членовредительство и убийство в финале.

Ярким примером патологических последствий слитых отношений является также драма, разворачивающаяся в «Пианистке» Михаэля Ханеке. Героиня Изабель Юппер находится в удушливых слитых отношениях с собственной матерью, с которой она до сих пор спит в одной кровати, несмотря на далеко не юный возраст. Не реализованная годами сепарационная агрессия разрывает героиню изнутри – она режет свое тело, причиняет физический вред другим, вступает со юным учеником в патологические отношения, построенные на насилии и самоповреждении. Удивительным символизмом проникнута сцена, в которой героиня реализует свою главную фантазию – заняться бурным и громким сексом прямо дома, наглухо заперев мать за соседней дверью. Вот уж поистине творческое приспособление, позволяющее реализовать две противоречивые потребности: остаться с матерью и при этом обрести границы.

Все приведенные выше примеры патологичны, в них рассказываются истории уже не невротического, а пограничного и психотического уровней. Вместе с тем они прекрасно иллюстрируют, каким драматургическим потенциалом обладают истории слитых отношений.

В целом для нашей постсоветской культуры слияние является очень распространенным способом выстраивания отношений, и такое понятие, как «границы», неведомо большинству населения до сих пор, особенно в маленьких городках. Более того, инакомыслие воспринимается как предательство – это типичный симптом слитых систем.

Коммунальное прошлое, извечный «квартирный вопрос» привели к тому, что проживание молодого человека на отдельной территории – это что-то из ряда вон выходящее. В итоге большинство молодых людей не проходит стадии монады (отдельной, автономной жизни) перед вступлением в брак, из родительской семьи перекочевывает в супружескую. При этом часто молодожены живут на одной территории с родителями одного из супругов. Но даже если они находят способ жить отдельно, это автоматически не сепарирует их от родителей. Многие психологическую сепарацию подменяют территориальной, но мощная пуповина продолжает связывать не повзрослевших взрослых с родителями и на расстоянии в тысячи километров.

Ошибочно также считать, что сепарация – это разрыв отношений. Наоборот: разрыв отношений часто является способом избегания прохождения процесса сепарации. Прекратить общение с родителями не значит стать взрослым. Процесс сепарации можно проходить, живя вместе с родителями: естественно, это намного сложнее, чем отделяться, живя отдельно. Смысл процесса – в обретении себя, в развитии умения распознавать собственные желания, отстаивать свои интересы и реализовывать потребности, выстраивая жизнь вне рамок душного «Мы».

Все это наши культурные коды, поэтому вопросы сепарации от родителей, поиска своего места в жизни, обретения границ актуальны для нас сегодня.

Западное общество «переболело» этими тенденциями еще в эпоху нарциссизма, в 1950–1970-е гг. У нас же гештальт-молитва, провозглашенная Перлзом в 1960-е как квинтэссенция ценностей эпохи освобождения человека от оков системы, актуальна до сих пор. Звучит она так:

Я – это я, а Ты – это ты.

Я делаю свое дело, а ты – свое.

Я в этом мире не для того, чтобы соответствовать твоим ожиданиям.

Ты в этом мире не для того, чтоб соответствовать моим.

Если нам суждено встретиться – это прекрасно.

Если нет – этому нельзя помочь.

А это значит, что для нас по-прежнему актуален герой, для которого обретение свободы, независимости и собственных границ является главной потребностью. Если в ходе истории «амебного», слитого с кем-то героя поместить в драматические события, где он вынужден будет принимать самостоятельные решения, осознавать свои желания и пройти наконец инициацию, мы покажем на экране преодоление невроза, свойственного многим молодым людям.

Интроекция –это невротический механизм, при котором человек принимает внешние нормы, правила, установки, способы действия и мышления, не подвергая их критике; подменяет собственные потребности чужими. Как видно на рис. 5.3, при интроекции уровень энергии и жизненного возбуждения низок, поскольку жизнь строится в соответствии не со своими потребностями, а с внешними нормами и правилами. В некотором смысле это не контакт, а имитация контакта, а на более глобальном уровне – имитация подлинной жизни.

Биологический и психологический рост человека происходит за счет постоянного взаимообмена со средой: мы что-то берем из окружающего мира и что-то постоянно отдаем. Причем в норме мы либо принимаем, либо отвергаем то, что мир нам предлагает. Для здорового роста нам необходимо фильтровать, перерабатывать все, что мы получаем из окружающей среды. Только так полезное будет усвоено и вовлечено в процесс роста и развития.