Виктор Борзенко - Марина Голуб в жизни, театре, кино. Воспоминания друзей

И вдруг на мгновение в лице надменной красавицы королевы читался испуг («Ты что задумал!»), который переходил в насмешку («Он меня заколет»), а далее – в угрозу («Не подходи! Караул!»).

Гертруда на наших глазах становилась ранимой, подбирала среди множества привычных приемов-ухищрений тот, который остановит Гамлета, – от шутки и доброй материнской усмешки до предательских угроз и нападок. И оттого, что Гамлета было уже не сломить, голос Гертруды терял былую уверенность, срывался в отчаянный крик. Для неё признать поражение – это не стыд, не позор, не отчаяние, а нечто жуткое – вещь почти что смертельная.

– С Марининой эксцентрикой и темпераментом вползать в шкуру Гертруды было совсем непросто, – говорит помощник режиссёра Наталия Кольцова. – Сказать, что репетиции шли тяжело – это ничего не сказать. Юрий Николаевич любит и этюды, и зарисовки, и эксперименты. Пробует сцену со всех сторон… Он вообще-то мучитель. Может, например, в день спектакля изменить финал, чтобы всё по-живому было. Пробует множество вариантов. И то, что Марина фонтанировала, ему, конечно, нравилось, но в какой-то момент она почувствовала полную опустошённость. Ей нужно было видеть отдачу, а Юрий Николаевич режиссёр совсем другого склада – от него отдачи не жди. После репетиций Марина, стараясь не показывать своего огорчения, уезжала домой. А на следующий день вновь входила в театр – яркая, цветущая, доброжелательная. И первым делом бежала к Бутусову:

– Юр, давай начнём с моей сцены. Мне кажется, я поняла, как её можно сыграть.

Они начинали. И так постепенно, шаг за шагом, у них родилась настоящая трагическая роль.

На репетициях экспериментировали часто. Как-то Юрий Бутусов сказал:

– Вот что бы такое парадоксальное могло случиться между Гамлетом и матерью?

Марина Голуб ответила:

– Гертруда входит, и Гамлет начинает ей хамить. В ответ она даёт ему пощёчину.

Дальше ситуация развивалась молниеносно. Режиссёр, не раздумывая, предложил попробовать. И актриса, не рассчитав свои силы, развернулась и достаточно резко хлопнула Трухина по щеке. Тот взвыл от боли. Актриса испугалась:

– Ой, прости, пожалуйста. Какая-то дурная импровизация получилась.

– Нет, ничего, ничего. У вас всегда так во МХАТе бьют, не предупреждая?

А потом перед самым показом Олегу Табакову в одной из сцен Хабенский – Клавдий ударил по щеке Гертруду. Тоже без предупреждения и тоже больно.

– Я поняла, что это месть, – рассказывала потом Марина Голуб. – Отомстил за друга. Обиду я проглотила. Не заплакала. Но думаю: «Ничего себе. Что у них, у питерских, так и положено по лицу бить своих сотоварищей?»

Но говорят, бьёт – тело цветёт.

Я с ними всегда расцветаю как женщина. Мне дочь говорит:

– Мам, ты после «Гамлета» такая красавица.

Потому что эти артисты обладают невероятной энергией. Дай бог им здоровья [25].

Но тогда до премьеры было ещё далеко. Репетировали много и трудно. Искали характеры и объяснения поступкам героев. Иногда возникали неожиданные повороты.

– Мы репетировали «Гамлета» целых девять месяцев, – говорит Михаил Трухин. – Мы как будто рожали ребёнка. И на восьмом месяце этой тяжёлой беременности мы репетировали сцену убийства Гамлетом Полония. И после этой сцены Костя (Клавдий) мне говорит:

– Как-то странно Маня на меня смотрит.

Я понаблюдал. Действительно. Она человек эмоциональный и после репетиций ходит немножко так «на слезе», а при виде Хабенского просто отскакивает от него. Костя к ней подходит:

– Мань, а в чём дело?

– Нет, нет, ни в чём. Всё в порядке.

– Мне просто показалось, что ты стала иначе ко мне относиться…

– Ну а как я должна относиться к человеку, который только что убил моего мужа.

Мы оторопели. А она вообще-то понимает, что происходит? Костя так осторожно спрашивает:

– Мань, а кто у нас муж?

Марина сделала паузу, посмотрела на нас и отвечает:

– Ну как? Полоний…

Это после восьми месяцев работы она перепутала своего мужа – отца Гамлета – с Полонием! Вот так мы все были увлечены работой.

Сама Марина Голуб любила вспоминать другой случай:

– Однажды «Гамлета» давали в пятницу, 13-го. Мы вышли на поклон. А там у нас к концу спектакля все предметы по сцене раскиданы. И один актёр, поскользнувшись на вилке, упал. Потом вышла я, поклонилась, шагнула назад, наступила на свой шлейф и тоже грохнулась. У меня началась истерика, я рыдала от смеха. Ко мне все подошли, а я встать не могу, и тогда Паша Ворожцов говорит:

– Ну, раз королева упала, давайте и мы упадём! – и падает, а за ним Хабенский, а за ним Пореченков, и вся сцена в итоге лежит. Вот так Паша меня поддержал. Публика была в восторге. Аплодисменты были оглушительные [26].

На один из спектаклей пришла Алла Сергеевна Демидова (игравшая Гертруду в легендарном спектакле «Таганки»). Зайдя за кулисы, она сказала, что есть очень точные попадания, и поздравила Марину с победой. Марина Голуб очень гордилась этим визитом, поскольку Демидову боготворила.

В 2008 году, когда я приступил к постановке «Трёхгрошовой оперы», – рассказывает Кирилл Серебренников, – я позвонил Мане и сказал, что она должна сыграть Селию Пичем, поскольку это написанная на неё роль.

Встретились на первом разборе. А у нас в театре в ту пору работала одна громогласная дама, и я Мане сказал:

– Вот кого ты должна сыграть.

Она подумала, что я шучу.

Но дальше я заказал у гримёров слоновьи ноги, висячие сиськи, парик с седой прядью и принёс ей на репетицию. Я думаю, что она это надела только потому, что это я. Был бы другой, она бы послала, потому что ей всегда хотелось быть красавицей, а тут она получалась такой урод с жирными ногами. Я видел, как у неё заскрежетали зубы, проступили слёзы.

Я говорю:

– Маня, ты же артистка. Тебе тут гламур нужен, что ли? Ну-ка, давай. Это образ, это персонаж, это не ты…

Я видел, что она ходила, ныла, всем на меня жаловалась, проклинала, но потом поняла, что бесполезно и нет пути назад.

Она один раз подъехала:

– Кира, зачем это? Все подумают, что это мои ноги.

Я говорю:

– Ну, Мань, подумают, да. Все скажут: «А вон посмотри, как она с такими ногами прыгает».

Подошла в другой раз:

– Какой-то грим страшный. Седая прядь как у бездомной.

У меня был новый аргумент:

– Подумай о других: гримёр за свою работу «Оскара» получит.

Но Маня не унималась:

– Я бы хотела получить его сама.

В общем, она и так и сяк пробовала переубедить меня, но я был непреклонен. Поняв, что меня ничем не взять, она начала работать и работала, кстати, потрясающе. То, как она падала, как выкидывала сиськи за плечо, как харизматично вела свою роль, описать невозможно. Всё это было по плечу только большой артистке.