Ираклий Квирикадзе - Мальчик, идущий за дикой уткой

– Вы не верите, что эта история произошла в действительности? Ваше право! Но я продолжаю рассказ о том, как королева Англии Елизавета приезжала к железнодорожнику Филимону Андреевичу Квирикадзе и провела ночь в его доме в городке Анаре, на улице Пастера, 33.

Корнелий сказал это и улыбнулся, посмотрел на микрофон и продолжил:

– Фраза “провела ночь” звучит крайне неприлично по отношению к королевской особе, поэтому поясню: провела ночь не только в обществе железнодорожника Филимона, но и его законной жены Лизы, а также бывшего президента Соединенных Штатов Америки Ричарда Никсона, совсем не симпатичного на вид человека.

Корнелий Квирикадзе – моложавый, узколицый мужчина, чем-то похожий на актера Тони Перкинса.

– Вы, наверное, думаете, что за королева? Что за президент? Что им, великим людям, делать в захолустной Анаре?.. Всякую историю надо рассказывать так, чтобы слушатель мог понять и разобраться в ней…

Начну с оврага.

Недалеко от городка Анары есть большой овраг.

Мой дядя Филимон имел привычку спускаться в этот овраг и метровой линейкой измерять его длину и ширину.

Работал он проводником поезда, было ему лет пятьдесят пять, был он крупнотел, глаза сверкали странным огнем.

Вы удивитесь, узнав, зачем он ходил по дну оврага с линейкой и метр за метром мерил длину, ширину – вычислял объем. Да, объем!

Стоит закрыть глаза, и я вижу его шепчущим “Тридцать четыре тысячи танков у Франции… Каждый танк длиной четыре метра, весом двадцать девять тонн… У Италии сорок девять тысяч танков… У Австрии… У Бельгии… У США…”

Дядя Филимон часами сидел в анарской городской библиотеке, читал газету “Красная звезда”, журнал “Советский воин” и еще подобные… Он черпал информацию о численности вооружений военных блоков НАТО, СЕАТО, Варшавского договора…

Я помню библиотеку, где в зале на стенах висели портреты писателей. Пушкин, Толстой, Руставели, Маяковский, Галактион Табидзе… Однажды библиотекарша заколола ножом своего возлюбленного Вахтанга Вовнянко, анарского милиционера. Дядя Филимон, находившийся в эти драматические минуты в читальном зале, выволок возлюбленного на улицу, но тому уже всё было безразлично; прошептав: “она не виновата”, – он испустил дух. Библиотеку закрыли на две недели, дядя изнывал без свежих газет и журналов.

Оставим Филимона в тиши вновь открытой библиотеки в обществе новой библиотекарши, которой было запрещено готовить в задней комнате обед. Прошлая библиотекарша подкармливала своего возлюбленного…

Пройдемся по городку Анаре.

На базаре за мясными рядами – кабинет звукозаписи. Знаете, да, что это такое? Вы говорите в микрофон: “Дорогая, скучаю по тебе, хочу спеть нашу любимую песню «Ландыши»”. Поете, я аккомпанирую. Звуковое письмо уходит к адресату… В этом кабинете я подыгрывал на аккордеоне желающим записать звуковое письмо. Однажды Ричард Никсон (это был именно он) заглянул сюда и пропел на английском языке песню. Я долго подбирал мелодию, президент нервничал, но в итоге остался доволен. Президент написал на бланке свой адрес. По этому адресу я послал рентгеновский снимок с его сиплым голосом в Соединенные Штаты. Адреса не помню, помню, что песня была сентиментальной.

Год спустя я, мой дядя Филимон, Ричард Никсон, который к тому времени погорел на уотергейтском скандале и уже не был президентом, плыли на пароходе времен Марка Твена по искусственной реке в Диснейленде. Меня и дядю удручало, что крокодилы в реке пластмассовые, индейцы, выскакивающие из прибрежных кустов с боевым кличем, пластмассовые. На палубе парохода Ричард Никсон вдруг запел ту самую песню, которую он пел в Анаре, в кабинете звукозаписи.

Был вечер в Диснейленде, где всё невероятно красиво, всё любопытно до чертиков, но всё пластмассовое; казалось, что и пурпурное солнце опускают в определенные часы с неба на невидимом стальном канате.

Никсон пел, на палубе стояли американцы, молодые и старые, и, несмотря на то что вся Америка была под впечатлением недавно разразившегося уотергейтского скандала, слушатели аплодировали экс-президенту…

Боже, куда меня занесло, вот что значит графомания!

Должен сознаться, что я никакой не писатель, я аккордеонист-культмассовик санатория “Заря Востока”.

Из окна санатория видны развалины старой анарской крепости. Рядом с крепостью бьет минеральный источник. Там же грязелечебница и рынок. Крепость строилась для защиты от нашествий монголов, персов, турок, не раз заливавших кровью Анару. В генах нашего рода Квирикадзе сидит маленький ген – ненависть ко всем войнам – прошлым, настоящим, будущим.

Может, поэтому дядя Филимон ходит по оврагу с метровой линейкой, вымеряет длину и ширину оврага, вычисляет его объем. Поэтому он выписывает из газет-журналов информацию о численности вооружений НАТО, СЕАТО и других военных блоков, поэтому вбил себе в голову Великую Идею: собрать все танки, пушки, минометы, гаубицы, ракеты, с ними гранаты, автоматы, все патроны, пули, скинуть их в овраг, именуемый Тартар (запомните: Тартар), засыпать землей, чтобы человечество на веки вечные забыло о кошмарах войны!

Филимон Андреевич Квирикадзе красивым почерком заполнял листы плотной бумаги, рисовал цветными карандашами диаграммы, сочинял текст в стихотворной форме и посылал бандероли в Вашингтон, Лондон, Париж, Токио, Брюссель, Москву… Он сообщал главам государств о своей Великой Идее.

Помню дядю Филимона склонившимся под зеленым абажуром и рисующим Папу Римского на фоне собора Святого Петра. Мимо Папы проезжали открытые товарные вагоны, на них – танки, ракетные установки…

Эшелоны направлялись к оврагу Тартар. В альбоме, адресованном японскому императору Хирохито, дядя нарисовал бомбу “Малыш”, ту самую, которая в одну минуту превратила Хиросиму в пепел.

Дядя писал императору, что всем подобным “Малышам” надо спеть колыбельную песню и усыпить их навеки на дне оврага Тартар.

Начальница анарского почтового отделения Мария Виссарионовна Пухаева недоумевала от количества посылок и бандеролей, адресуемых в необычные пункты назначения: Вашингтон, Белый дом; Лондон, Букингемский дворец; Париж, Елисейский дворец; Москва, Кремль.

Мария Виссарионовна отказалась посылать эти бандероли. Она крикнула басом:

– Кончай издеваться над правами моей почты!

Дядя Филимон ответил ей, что любой человек имеет право писать Папе Римскому, Ричарду Никсону и самой королеве Англии Елизавете.

Пухаева кричала: “Нет!”

Я помню ее странную фразу (простите за некоторое сквернословие): “Скорее на свою задницу поставлю штемпель, чем на твою бандероль”.