Ираклий Квирикадзе - Мальчик, идущий за дикой уткой

Сусанна, усталая с дороги, заснула.

Дом затих. Все свидетели спора сестры и брата разбрелись по своим углам.

Заснули родители, младшие сестры, Нестор.

Вначале молния, потом гром будто взорвались в доме.

С небес несся потоп.

Сусанна выглянула в окно.

Сплошная стена дождя. Темнота через каждые двадцать секунд высвечивается электрическим светом молнии, и тут же гром.

“Свиная гора”, – вспомнилось.

Как была, на босые ноги калоши, на ночную рубашку брезентовый плащ брата – и на улицу.

Спит… Вокруг мокро, сыро. Села на кровать. Молния высветила лицо спящего. На мгновение.

Тут же всё ушло во мрак. Не выдержала, нагнулась и поцеловала.

Вскочил. В темноте никого не увидел. Но руки обнаружили мокрое женское тело.

Руки жадные, тело податливое.

Молния высвечивает тайну.

Голоса тонут в шуме дождя и треска грома.

Трудно придумать более неподходящее место для первой ночи любви.

Молнии ускорили интервалы вспышек, любопытство разгорелось в них: что там происходит у телеграфного столба?

Девственница и мужчина, позабывший технику любви, сплели свои тела.

Вот и всё, что там происходит.

“Сплетенье рук, сплетенье ног, судьбы сплетенье…”

Потом лежат, утомленные от барахтанья на узкой кровати. Как две большие рыбы.

Глубоко вбирают воздух, сырой и мокрый.

Глядят в темноту.

“Я так скучала по тебе. Я так хотела тебя. В Кутаиси многие за мной ухаживали. С одним я даже целовалась… Кристофер, я не могу жить без тебя! Почему? Я не знаю! Ты чудо! Или чудовище? Теперь ты весь мой…”

На английском шептались такие слова:

“Я помню твое имя, твои губы, но не помню цвета глаз, я и сейчас не знаю, какого цвета твои глаза. Какого цвета твои глаза? Ладно, завтра увижу… Какая красивая грудь (блеск молнии), синяя грудь…”

Разговор утихает. Они лежат, прижавшись друг к другу, и смотрят на сумасшествие природы.

Очередная вспышка высветила неожиданно сине-электрический силуэт.

У кровати стоит мокрый сине-электрический Нестор. Он говорит:

– Я позволил себе переступить границу Англии. – Странно, но он говорит спокойно. – Каждый нормальный грузин в подобной ситуации обязан пристрелить вас, Хьюз. Но я этого не сделаю! Я уважаю право выбора моей сестры, хотя с удовольствием надавал бы этой бесстыднице пощечин. Вставайте! Собирайтесь! Пойдемте в дом…

Нестор отошел к кусту. Звук выстрела. Нестор Квирикадзе упал лицом в грязь.

– Я скрывался как зверь в лесу, в котором совсем недавно каждое дерево, каждый куст, каждая травинка, каждая ягода принадлежали мне. И всё это у меня отняли! В ту ночь нору мою затопило. Я ехал к Хьюзу, под его навес. В блеске молнии я увидел троих, узнал их. Слез с лошади и осторожно пробрался к телеграфному столбу, застыл в кустах рядом с ними на расстоянии вытянутой руки.

Байрам-Курбан-оглы вытянул руку, пощупал пальцами пустоту.

– Нестор отошел от кровати и пошел в мою сторону. В темноте я не заметил этого. Вспышка молнии столкнула нас лицом к лицу. Я выстрелил. Непроизвольно, неожиданно даже для себя…

Выстрел… Недоумение на синем лице Нестора Квирикадзе. Стал оседать.

К кустам в два прыжка летел полуголый, в одной нательной рубашке Кристофер Хьюз. Выстрел… Еще и еще…

Я стрелял в истерике. Хьюз был ни при чем. Но я стрелял и стрелял. Когда ко мне рванулась Сусанна, я тихо сказал ей (помню, что голос мой был не моим): “Девочка, не тронь меня…” Я повернулся и побежал. Какое-то время слышал за спиной ее бег. Потом я остался один. Сел на землю. Было холодно, сыро, но руки мои не дрожали.

Мы складываем в багажник корзины с фруктами, плетеные бутыли вина, связки виноградных гроздьев. Жители Лио (родственники, знакомые, полузнакомые) несут и несут дары осени.

– Забыли подзорную трубу Хьюза! – сказал Филипп, вбежал в дом, вынес инструмент.

Машина тронулась.

– До свидания!

На повороте дороги Филипп остановил машину.

– Я еще ни разу не смотрел в подзорную трубу, – сказал я, то бишь хроникер.

Приложил окуляр к глазу.

Зеленые холмы. Телеграфные столбы. Фарфоровые изоляторы. Но что это?

В кругу подзорной трубы появилась кровать. На ней сидит мужчина в парусиновом костюме. Мужчина держит подзорную трубу и смотрит в нашу сторону. Вот он махнул рукой, отвел от глаза свою подзорную трубу и улыбнулся. Это Кристофер Хьюз!

Он нас приветствует!

Хроникер и Филипп подняли руки и шлют привет Кристоферу Хьюзу.

Кристофер заглянул под кровать и вытащил воздушного змея.

Встал, побежал, подняв над головой цветной квадрат.

За ним подростки.

В толпе Аграфина, а вот Сусанна, юная, гибкая…

Из-за кустов выбегает осел по имени Пятница, вдоль реки бежит Нестор Квирикадзе.

Вот Ален-телеграфист. Тахия, египетская танцовщица, которую мы не видели, но по наряду, по красивому голому животу догадываемся, что это аленовская возлюбленная. Монахи в черных сутанах. Все бегут за взлетающим в небо воздушным змеем.

Мы не слышим их голосов, они пробегают в тишине.

Оторвав глаз от подзорной трубы, хроникер поднимает голову и видит воздушного змея, который в одиночестве парит над сегодняшним лиойским пейзажем.

Мой фильм “Городок Анара” был отобран на фестиваль в Локарно (Швейцария). Мне звонят из Госкино: “Вы едете в Локарно. Оформляйте документы на загранпоездку!” Я предстал перед выездной комиссией Тбилисского райкома партии. Задают вопросы: “Как фамилия генерального секретаря Швейцарской коммунистической партии?” Я заученно отвечаю: “Товарищ Томас Коэрфел”. “Сколько коммунистов в швейцарской партии?” Я заученно отвечаю: “Семь тысяч шестьсот четырнадцать человек”. Никакого просветления на лицах членов выездной комиссии. По их информации, в компартии Швейцарии семь тысяч шестьсот девять коммунистов. На пять человек меньше, чем я назвал. Но моя неточность прощена, видимо, потому, что я не уменьшил, а увеличил количество членов швейцарской компартии. Председатель отборочной комиссии Левон Штоян, актер киностудии “Грузия-фильм”, известный своим криком Тарзана, который звучал в голливудском фильме, покорившем всех зрителей СССР, не знающих, что они подражают крику не Тарзана, а Левона Штояна (эта информация не имеет никакого отношения к коммунистам Швейцарии). Штоян смилостивился и позволил мне лететь в Локарно.

Я с легким сердцем прилетаю в Москву. Надеюсь пересесть на швейцарские авиалинии, но в Москве мне сообщают: “Представлять фильм «Городок Анара» едете не вы, едут Иванова, Петров, Сидоров (не помню фамилии чиновников Госкино)”.