Ираклий Квирикадзе - Мальчик, идущий за дикой уткой

Старый хромой Соломон продолжал сидеть у пианино, я ушел, так и не заметив его. А через двадцать минут вернулись экскурсанты. Веселые, оживленные, с бутылкой вина. Генриетта и мама с полевыми цветами. Увидели Соломона, удивились его унылому виду. Зипо спросил жестом: “Ну как?” Соломон ответил: “Нормально”. По тайным, шифрованным текстам женщины узнали, что всё свершилось наилучшим образом. Обо мне молчали и Флора, и Соломон.

Ночью Иосиф ликовал. Сто тридцать седьмая попытка атаковать Флору неожиданно увенчалась успехом. Утром все были в замечательном настроении. Иосиф играл бицепсами, в открытую при всех хлопал Флору по заднице, съел четыре вареных яйца. Он изображал героя.

“Мальчик, – сказал Иосиф, обращаясь ко мне, как к маленькому Микки-Маусу, – может, ты спустишься, принесешь газету. Вчера была большая лотерея. У меня какое-то предчувствие”. Предчувствие было верным. Он выиграл семнадцать тысяч долларов. Из шести цифр не угадал одну. Трудно описать радость в “красной коммуне”. Иосиф, оказавшись при деньгах, стал на удивление щедрым. Базиашвили кутили победу четыре дня. Ночами Флора стонала в объятиях удачливого мужа.

Приближалась зима. Мои родственники стали съезжать с нашей квартиры. Нью-Йорк неожиданно начал подбрасывать всем удачи. Хозяин гаража взял Карузо в долю. Соломон встретил богатую хозяйку закусочной. Хозяйка была арабкой и вдовой. Я часто заходил к ним и ел вкусный кебаб. Однажды арабка, подавая мне кофе, тихо сказала: “Соломон говорит, что ты большой сексмен”. В черных глазах арабки я видел томный призыв. Иосиф стал водить огромные грузовики. Он обзавелся квартирой, дорогими часами, черными очками… Еще бы сигару в зубы, подтяжки и лакированные штиблеты – вылитый мафиозо-сицилиец.

В Нью-Йорке шел снег. Наша квартира опустела. Стало тихо. Только полуслепая Генриетта, оставленная нам на память, включала телевизор, садилась у самого экрана, разглядывала персонажей мыльных опер, слушала глав государств и выстрелы террористов.

Шел снег, когда Соломон вышел из арабской закусочной. Хотел перейти улицу. Кто-то выстрелил из проезжающей машины. Соломон упал в снег. Все говорили, что арабы не вынесли оскорбления женитьбой еврея на вдове-арабке. Мама взяла у своих знакомых в полиции результаты судебной экспертизы. “Маузер, – сказала она, едва взглянув на график выстрела. – Я так и знала”. Когда на похоронах Соломона я смотрел на мужа беременной красавицы Флоры, я понял, что мама имела в виду. Вернее, кого. Молва о секс-спасителе Соломоне, видимо, дошла до ушей Иосифа.

Флора родила двойню.

В пятницу в семь сорок вернулся Ульрих Штраубе.

Жизнь опять стала размеренной и тихой. Как-то мама устроила генеральную уборку. В одном из готических шкафов она нашла альбом со старыми семейными фотографиями.

Генриетта долго смотрела сквозь лупу на моего папу Авессалома, а потом спросила, ткнув в него пальцем: “Кто это?”

– Наш Авессалом, – с недоумением ответила мама.

– Этот? Нет. Наш был худой. И пол-уха не хватало. Он говорил тебе, как пошел охотиться на зайцев и отстрелил себе пол-уха?

– Какие зайцы?.. У него очки были плюс шесть. И уши целые. Да, Дэвид?

Я тоже помнил два совершенно целых папиных уха.

Генриетта еще ниже наклонилась к фотографии.

– Да… Целое… Первый раз вижу этого человека. Он не из нашей семьи, – заключила она твердо.

Мама захохотала. Никогда не слышал, чтобы она так смеялась.

Генриетта испуганно замолчала, осознав всю серьезность последствий своего открытия… Потом прижала чужую фотографию к груди и заплакала. Крушение родственных связей лишало ее всяких прав на жизнь среди псевдоготической мебели.

– Ладно, – сказала мама, – пошли ужинать.

Я вышел на балкон. Шел снег. Было тихо на Седьмой улице. Ван Гог прислала факс: “Дурачок, что ты мерзнешь на балконе? Я перекрасилась. Прийди посмотри”.

P. S. В конце девяностых многие Базиашвили вернулись на родину. В те годы в бывшем СССР делались большие, быстрые состояния. Иосиф стал удачливым российским бизнесменом, в двухтысячных в журнале “Форбс” (русская версия) в списках миллионеров Иосиф Базиашвили значился сто девяносто седьмым…

Из окон “Интуриста”, огромного стеклянного куба в начале улицы Горького, видны кремлевские башни, часть Мавзолея, где по воскресеньям выстраивается километровая очередь, чтобы поклониться человеческому божеству, умершему много-много лет назад.

Ленин лежит на втором этаже Мавзолея, в мраморном зале, и в полуприглушенном свете выглядит очень даже живо. Слышу его шепот: “Ираклий, что ты потерял здесь? Беги в “Интурист”! Там бурлит жизнь! Там девочки!” В зале душно. Я понимаю, что вождь не мог ничего подобного прошептать, но мне понравился его озорной совет бежать в гостиницу “Интурист”, где в дверях высится швейцар Степан по кличке Циклоп. Если удачно проскочить мимо него, попадешь в вестибюль, там толкаются столичные и провинциальные длинноногие девочки, а в ресторане этажом выше репетирует оркестрик, который называется “Ненужные вещи”, у микрофона стоит рыжая Анна Шагал, сводящая меня с ума… И не только меня. Пленниками Шагал являются Саша Кайдановский, Сережа Соловьев, братья Ибрагимбековы Максуд и Рустам, великий сердцеед Датун Мачавариани, Жора Гигинеишвили… Кто-то из этого списка из-за Шагал даже стрелялся с кем-то из этого списка на Воробьевых горах. Я знаю кто, но не скажу.

…Сыплет густой снег. Кремлевские голубые ели превратились в белые тени. Сбежав от знакомых, простоявших всю ночь в мавзолейной очереди, я рванул через Красную площадь, Манеж, обогнув угол ресторана “Националь”, и оказался перед входом в “Интурист”. Швейцар Степан, большущий, длиннорукий мужчина, разговаривал с кем-то из иностранцев и не заметил, как я, тщательно стряхивая снег, вошел в вестибюль. Гардеробщица Тася, которая нравилась всем японским туристам своей узкоглазостью и пышногрудостью, берет мое осеннее пальто, уместное в Батуми, а не в тридцатиградусной Москве. Она шепчет: “Один перс уехал в свою Персию и оставил мне плащ с мехом кролика, мех сыплется, но тепло. Могу не за дорого…” Я вошел в ряды гардероба и вышел в длинном до пят плаще с капюшоном. Таисия посмотрела на меня и сказала: “Ку-клукс-клан”…

Жизнь в гостинице “Интурист” накладывает на человека инфернальный отпечаток. Любой гость столицы попадал в другой мир, немного зазеркальный. Здесь можно в лифте купить американские джинсы Levi’s , при этом опытный фарцовщик Шура Антонович так управится движением лифтовой кабины, что вы успеете натянуть джинсы, сторговаться и выйти на двенадцатом этаже, где бар, а в баре дефицитное чешское пиво. Шура Антонович, человек хоть и аполитичный, но все-таки спросит: “Зачем мы штурмовали дворец Амина? Ведь на носу Московская Олимпиада!”