Стивен Ребелло - Хичкок. Ужас, порожденный «Психо»

Хотя сценарист воспринял реакцию Хичкока как удовлетворительную, во время съемок (или редактирования) режиссер менял или вовсе отказывался от многих попыток писателя бросить вызов цензуре и усилить сложность характеров и контекста, а также своеобразие диалогов. В начальной сцене свидания Сэма и героини (по сценарию Мэри) в отеле «Феникс» Стефано снижает пафос ситуации («что вы, она даже мухи не обидит»), прерывая их долгий поцелуй «жужжанием и близостью назойливой мухи» (от этой идеи отказались). Ограниченный, не вызывающий сочувствия Сэм вдруг становится красноречивым и произносит, что они с Мэри «обычные несчастные работяги», и далее говорит ей: «Знаешь, чего мне хочется? Чтобы было чистое, безоблачное небо… и самолет… и мы с тобой в нем… а где-то продается остров, где мы можем бегать без… босиком. И у нас есть деньги купить все, что я хочу». (Эти строки в фильм не вошли.)

В сценах в риелторской конторе, как написано у Стефано, вульгарный нефтяник мистер Кассиди отпускает в адрес Мэри замечания откровенно сексуального характера. В фильме этого эпизода тоже нет. Как было написано в сцене, Кассиди пристает к Мэри, говоря ей: «Тебе необходим выходной в Лас-Вегасе». На что Мэри отвечает: «Я собираюсь провести выходной в постели». Нефтяник на это замечает: «Это получше Лас-Вегаса». Стефано также пытался сохранить напряжение в сценах бегства Мэри с крадеными деньгами, придумав сцену, когда она останавливается на бензоколонке, чтобы заправиться, но быстро уезжает, услышав звонок телефон-автомата. Эта сцена тоже не вошла в фильм. Длиннее, чем в готовом фильме, была сцена, где ее задерживает дорожный патрульный (его лицо беспристрастно, хотя в сценарии не было написано, что на нем темные очки).

В описании тревожной поездки Мэри, которую Хичкок потом снял как сильно стилизованное погружение в преисподнюю, Стефано несколько раз описывает короткие кадры колес машины, мчащейся под проливным дождем. Вместо этого Хичкок снял ряд сцен с нарастающим напряжением, не меняя положения камеры, но лишь чередуя кадры, показывающие героиню и то, что она видит за стеклом автомобиля. Стефано сыграл с Норманом хорошую фаллическую шутку. В сцене, где Мэри в грозу приезжает в «отель миссис Бейтс», Стефано описывает зонтик Нормана как «бесформенный и бесполезно болтающийся у него сбоку». Далее старательная уборка в ванной после убийства сопровождается кадрами, как он шлангом смывает следы колес, ведущие к болоту. А после того как, под очень высоким углом, показан Норман, везущий в тележке мамины окровавленные туфли и юбку в котельную, Стефано предлагал безмолвный, долгий кадр дома Бейтса и его трубы, из которой поднимается зловещий столб дыма. Все это в окончательный вариант фильма не вошло. Но Хичкок также позволил вставить (а позднее снова вырезать) этот финальный образ в сценарии фильмов «Птицы», «Разорванный занавес» и, по крайней мере, в два никогда не реализованных проекта шестидесятых и семидесятых годов. Этот образ впервые появился еще в 1939 году в дополнениях Хичкока к сценарию фильма «Ребекка».

Режиссер также выбросил из сценария сложный визуальный каламбур при монтаже сцены, когда взятая напрокат машина детектива Арбогаста непрерывно ездит мимо мотеля Бейтса, во время опроса хозяев других мотелей. В сценарии, изобилующем упоминаниями о связи между едой и сексом, Хичкок вырезал строку, где Норман во время опроса говорит Арбогасту о Мэри: «Она была ужасно голодна». Утрачены были также такие эпизоды, когда Норман нежно ласкает и прячет чучело птички, свалившейся с абажура во время его беседы с детективом; разговор в скобяной лавке между Сэмом и Лайлой на фоне ножей для резьбы по дереву; зловещая импровизация, которая случается, когда Сэм покидает Лайлу в магазине, отправляясь на поиски Арбогаста («с полки оборудования для ванной на пол падает форсунка от душа»); а также элегантное движение камеры, начинающееся со среднего плана Сэма и Лайлы, разговаривающих в номере мотеля, когда она скользит мимо них, переводится на цветочный узор обоев на стене и заканчивает движение ближним крупным планом глаза Нормана, подсматривающего за ними в отверстие в стене. Последний кадр был «эхом» более раннего, такого же вуайеристического момента, когда Норман наблюдает, как Мэри раздевается.

В сценарии Стефано постарался как-то оживить образы Сэма и Лайлы, которых Хичкок называл просто «фигурами». Если Джеймс Кавана пытался разыграть банальный роман между ними, то Стефано более осторожно старался сосредоточиться на медленном исчезновении первоначально прохладных отношений между Сэмом и Лайлой, когда они ищут пропавшую девушку. Поджидая возвращения Арбогаста из мотеля, Лайла и Сэм воркуют: «Всякий раз, когда я размышляю о тревожной кнопке, твоя спина выпрямляется и появляется этот взгляд, говорящий: «Бог следит за всеми», и… мне становится лучше». Сэм: «Мне всегда хорошо, когда хорошо тебе». Перед тем, как Сэм уходит, чтобы допросить Бейтса в мотеле, он советует Лайле, желающей пойти с ним, остаться и прислушаться к своей тревожной кнопке».

В дальнейшей сцене, когда пара едет к мотелю, чтобы расследовать исчезновение Арбогаста, Сэм бормочет: «Интересно, увидим ли мы когда-нибудь Мэри живой». Вспоминая, как ее сестра пожертвовала своей карьерой ради нее, Лайла говорит: «Некоторые люди так сильно хотят страдать ради тебя, что они мучаются еще больше, если ты не даешь им это сделать». Сэм произносит: «Я не позволил бы, чтобы она наклеивала почтовые марки». Это ссылка на один из странно ядовитых моментов в начальной сцене в мотеле. В сцене заключения, когда психиатр объясняет заболевание Нормана, Лайла «начинает тихо плакать по Мэри, Арбогасту, по всем убитым на земле людям».

Хичкок все это удалил. Он был убежден, что зрители вытерпят Сэма и Лайлу, только если те поддержат атмосферу таинственности. Стефано сожалел о потере сентиментальности, но Хичкок явно предпочитал более разрушительную сторону сценария. В этом плане Стефано был лучше. Сценарий был отснят с явным изощренным издевательством над американскими «священными коровами» – девственностью, чистотой, приватностью, мужественностью, сексом, материнской любовью, браком, доверием к лекарствам, священностью семьи… и ванной. Стефано рассказывал: «Я сказал Хичу, что хотел бы, чтобы Мэрион [Мэри] оторвала кусок бумаги и смыла его в унитаз, и чтобы этот водоворот воды был виден. Это можно сделать? Никогда раньше на экране не появлялся унитаз, и, тем более, никогда не показывалось, как он смывается. Хич уверил меня, что собирается воевать с ними за это. Я подумал, что если бы можно было лишить зрителей душевного равновесия, показывая им смывающийся унитаз (мы все морально страдаем, в большей или меньшей степени, при туалетных процедурах), то они будут настолько шокированы еще до сцены убийства, что оно возведется для них в абсолютную степень. Я подумал [о зрителях]. «Вот здесь вы начинаете узнавать, каково оно, человечество. Мы собираемся начать с показа вам унитаза, и от этого станет еще хуже». Мы полезли во фрейдизм, и Хичкок копал в этом направлении, поэтому я был уверен, что унитаз на экране появится обязательно».