Анастасия Суховерхова - 13 лет назад мне будет 13

Я такой человек, что не люблю ковыряться в чужой жизни, узнавать что-то, хотя достаточно любознательна и пронырлива. В старших классах занималась в кружке юного корреспондента. В кружке у меня у единственной не было компьютера, и все свои заметки я писала от руки, так же и сдавала их главному редактору, а ещё и уходила с занятий раньше всех, чтобы домой приехать пораньше, приготовить ужин и успеть к началу «Пусть говорят». Писала небольшие заметки для межшкольной и экологической газет, так же активно писала сказки, рассказы и стихи. Вообще, когда я встретила того писателя, моя жизнь во многом изменилась и я сама изменилась, но после его предательства жизнь и перевернулась. Никогда не забуду тот день, когда узнала о себе неприятную вещь, которая обсуждалась за моими плечами целый год, но я об этом ничего не знала. Борис Николаевич рассказал одной женщине, которая являлась членом нашего литературного кружка, что якобы я у него украла золотое широкое кольцо, которое не выпускают в наше время.

В семь лет меня уже обвиняли в воровстве, и чувство было немного похожее, но сильнее, ведь я любила этого человека. А тогда меня тоже обвинила преподавательница танцев в музыкально-театральной студии «Хобби центра», что якобы я что-то украла со стола, но она сама так и не поняла, что. Эти мысли её постигли тогда, когда я прятала в рюкзачке, состряпанную мамой, вафлю и незаметно кушала её, когда преподаватели занимались с другими детьми. Я не хотела, чтобы это кто-то видел, и когда заметила, что преподавательница идёт в мою сторону, я быстро спрятала вафлю в карман рюкзачка, а она подумала, что я взяла что-то со стола и раскричалась на меня. Я сказала, что ничего не брала, она не стала проверять меня, но для меня это было большой трагедией. После занятий бабушка забрала меня домой, всю дорогу я молчала, а дома резко расплакалась и рассказала всё маме, та меня немножко поругала за то, что я не сказала сразу об этом бабушке, чтобы она на месте там разобралась. Мы с ней вернулись в детский центр, бабушка поговорила с преподавателем, та даже извинилась, но в студию ходить я больше не стала. Она даже частенько встречала меня в центре на других кружках и звала обратно к ним в студию. Да, мне нравилось там заниматься, я там играла в спектакле «Муха Цокотуха» пчелу, роль моя пусть была не главная, но основная и ведущая. Ещё я там занималась хореографией и рисованием, а потом меня мама ещё записала на бальные танцы и в бассейн. Правда рисование и бальные танцы я потом оставила, потому, что время с кружками, на которые я хотела ходить больше всего, совпадало с другими. Помню, наша танцевальная студия открывала футбольный матч, мы выступали на настоящем футбольном поле, и сам танец был необычным, там использовался парашют, из-под которого мы выскакивали и танцевали. Мы много выступали и танцевали, но у меня не было ни одной фотографии, а только воспоминания, потому что мамина подруга Инесса не давала нам фотоаппарат, а больше спрашивать было не у кого, поэтому иметь свой собственный фотоаппарат была наша общая и заветная мечта.

Почему именно меня он обвинил в воровстве, ведь через его квартиру, известного человека на весь город, и даже за его пределами, проходило столько человек, порой с ночёвкой у него останавливались разные известные личности, писатели и журналисты из других городов. А он такой грех решил повесить на мои плечи. Он мне так доверял, давал деньги, чтобы в Москве я купила ему семиструнную гитару, которая в нашем городе не продавалась, и не купив заветного подарка, по причине того, что концертной семиструнной гитары не нашла, а с простой возвращаться не хотела, я до копейки вернула ему все деньги. Так же мама моя, находившись в Москве на лечении, высылала ему лекарства, которые в нашем городе не продавались. Я столько всего ему отдала, он мне сам не менее дал в жизни: подарил свой старенький, почти первый компьютер, ещё на дискете, чтобы я могла печатать на нём, что пишу, он даже посвящал мне стихи.

Все никак ни пьется, ни поется,

Впору убежать куда-то в лес,

То электростанция взорвется,

То взорвется скоростной экспресс.

То в Перми огня и дыма клубы

С треском завиваются, летят,

Там в ночном элитном самом клубе

Пареньки и барышни горят.

Мне автомобиль ломает ребра,

Тело боль теперь тупая рвет,

Смотрит на меня совсем недобро

Уходящий в вечность этот год.

Я тебе теперь желаю Настя,

Чтобы не болела никогда,

Чтоб не знала сроду ты несчастья,

Чтобы не взрывались поезда,

Чтобы шоколадные конфеты

Весело скакали прямо в рот,

Чтобы ела вкусные котлеты

В день рожденья, да и каждый год.

Не смогу я до стены китайской 1 1 «Китайская стена», – так назывался самый большой девятиэтажный дом в городе, в котором я жила. Он состоял из двенадцати подъездов и был очень длинным, поэтому имел такое название.

В день рожденья до тебя дойти,

На моем коне весь день катайся,

Будут пусть светлы твои пути.

Я так долго плакала, когда узнала об этом. Вначале меня терроризировала та женщина, при этом ни слова не говорила, ни о краже, даже намёка никакого не было, что я что-то сделала. Единственное, что я знала, что это что-то как-то связанно с Борисом Николаевичем. Но так как у нас с ним были настолько доверительные отношения, я и предположить не могла, что могло произойти что-то неприятное, что он мне сам ничего не сказал, поэтому ту женщину я и слушать не хотела! Разумеется, я попыталась сама выяснить у писателя, что случилось. Мы как раз с ним тогда давно не виделись, потому что я была в Москве, на телефонные звонки он не отвечал, поэтому я написала ему электронное письмо, на что он мне ответил, что он именно так считает. Я ему ответила, что никогда не прощу ему этого, и что Бог ему судья.

Мне так было больно, хотя, что это не правда, знали все и сам писатель, может, поэтому мне никто ничего и не говорил и не обращал никакого внимания на это!? Я его уже давно простила, но ту боль и предательство забыть не смогу никогда. Тот человек был самым дорогим и близким мне после мамы и бабушки, конечно, он не знал всех моих секретов и тайн, но никто и не знал, кроме нас троих, поэтому я сильно и не переживала. Но мы об этом никому не рассказывали, потому что секрет должен оставаться секретом, и та боль, которая храниться в этом секрете не должна задевать сердце другого человека, а тем более, которого ты считаешь близким.

Я так хочу услышать слово – свет,

Я так хочу услышать слово – нет,

Я так хочу услышать слово – да

И в голове звучат слова.