Анастасия Суховерхова - 13 лет назад мне будет 13

Звучит и свет, и нет, и да,

Иду по краю света я.

Я не скажу ни слова – чуть,

Я очень много знать хочу!

И на душе так много чувств!

Они о мире и добре,

О человеческой судьбе!

Они хранят в душе покой,

И маленький мирочек мой!

А я по свету всё хожу

И в голове слова держу,

А там хранятся, да и нет,

И я хочу раскрыть секрет!

Поэтому раз я его любила, то берегла от боли! Почему другие люди должны знать о нашей боли, почему мои близкие должны страдать из-за моей боли! Ведь они в этом не виноваты, что на моём жизненном пути началась война, от которой я их пыталась оградить. Эта война и разлучила меня с бабушкой. Я была вынуждена уехать из города, в котором родилась, в город в котором была зачата. В нём бы и жила, если не эта дурацкая перестройка в начале девяностых годов.

Разлука с бабушкой меня просто убивала, ведь я с ней прожила с рождения, я её так любила, да и разлука эта была не добровольная, а насильственная. Конечно, меня не хватали фашисты, не бросали в грузовой вагон и не увозили за тридевять земель, я села сама в поезд и уехала, потому что понимала, что жизни у меня там нет, только гибель в прямом смысле этого слова.

И не смотря на то, что это был большой секрет, мне всегда хотелось найти такого человека, с которым я могла бы поговорить, поплакаться, излить душу, чтобы отпустить всю боль и страх. И к счастью, что этим человеком не был Борис Николаевич, но, к сожалению, я до сих пор не встретила такого человека, и носить всю боль мне приходилось в себе, пряча её в своей душе и глубине сердца! И мне так хотелось встретить такого человека, который напоминал бы меня, был бы, как близнец, с которым можно было разделить одно горе на двоих, и тогда уж точно, было бы легче!

Когда мне было двенадцать лет, я училась в шестом классе во вторую смену с четырнадцати часов, и поздно по темноте всегда возвращалась домой, конечно, для взрослого человека иногда в девятнадцать тридцать, это вовсе и не поздно, но в зимний период по темноте ребёнку! Конечно, домой я ходила не одна, всегда с подружками одноклассницами, но в тот день мы с одной из подружек задержались у классного руководителя, и домой со школы уходили последними. Как ни в чём не бывало, мы переоделись, переобулись, вышли из дверей, стали спускаться по лестнице крыльца, Маша уже спустилась и пошла, я только сделала шаг от лестницы в сторону школьного двора, как вдруг на меня сзади набросились подростки с нашей же школы и стали душить, требуя деньги. О том, что это были подростки с нашей школы, я узнала позже от своей подруги, которая видела их, потому что не было видно их мне, так как они были сзади. Вскоре я с силой вырвалась от них и побежала, Маша бежала за мной, а я не хотела ни с кем разговаривать, потому что была сильно напугана и плакала. Мне хотелось только одного, прибежать быстрее домой и запереться в ванной, что и сделала. Мама долго ко мне стучалась, спрашивала из-за дверей, что случилось, я всё никак не могла успокоиться, у меня была самая настоящая и первая в жизни истерика. Вскоре я поддалась тёплым маминым словам, и вышла к ней. Мне так хотелось её обнять. Я рассказала, что произошло, она и бабушка обогрели меня тёплыми словами, успокоили, я почти ничего не стала есть. Мама рассказала о том, что накануне ей приснился сон, как я сижу забитая в углу, напуганная в темной колясочной нашего подъезда и плачу. Сон оказался на руку, но кто мог представить, что он сбудется именно у крыльца нашей школы. Конечно, после этого я замкнулась в себе, не хотела ходить в школу, а точнее боялась! Походив несколько раз с перебоями и пропусками, в один прекрасный день, я в истерике отказалась туда идти вовсе. Мама обратилась к невропатологу детского медицинского центра, которая направила меня к психологу этого же центра. В тот день, когда мы собрались к нему ехать, у меня не было никакого желания вообще покидать квартиру, да и мы настолько долго ждали трамвай, что я замёрзла, и мы уже собирались идти обратно домой, как вдруг трамвай издали появился, и мы всё же добрались до этого психолога. Тот, конечно, со мной долго беседовал, в кабинете проводил разные тесты, и в какой-то момент, я не выдержала и расплакалась, прям в кабинете, прям при нём, хотя таких вольностей, я никогда себе не позволяла. Плакать при чужих не в моих принципах, даже тогда, когда меня били в начальной школе, я всегда терпела, даже старалась боль и слёзы скрывать от своих близких, чтобы их не расстраивать. Вообще не любила при ком-то плакать, показывать свои слабости. А тут не стерпела… Потом этот психолог очень долго без меня в кабинете разговаривал с моей мамой, настолько долго, что уже рабочий день в этом центре закончился, и время переходило за границы рабочего дня, а я вся извивалась от ожидания, мне впервые не хватало терпения, или я никогда не ждала так долго, а может моё душевное состояние было уколото, и время давило на меня, сказывалась усталость.

Мы вернулись домой. Накануне, девятого декабря должен был состояться мой тринадцатилетний день рождения. Я уже позабыла о том психологе, посещала школу, правда с психологическим дискомфортом, но в предвкушении праздника, серьезного разговора моей мамы с директором школы, я уходила домой ещё в светлое время суток, а потом и вообще поднялись разговоры с изменением расписания, поэтому я стала постепенно успокаиваться и забывать о случившемся. День рождения прошёл замечательно, мне родители подарили мою мечту – часы и фотоаппарат. Часы были просто превосходными, позолоченными, а фотоаппаратом я начала пользоваться чуть ли не с самого магазина, истратила все максимальные тридцать шесть кадров плёночного фотоаппарата, а потом ещё все их мы распечатали. Ещё они умудрились в декабре месяце преподнести к праздничному столу арбуз. Я была в таком восторге! Они хранили его специально для меня с самой осени, прятали в кельдыме 2 2 Так в нашей семье называли маленькое помещение в однокомнатной квартире, напоминающее кладовку. Там были полки, которые бабушка смастерила сама, вешалки, даже проведён свет. Хранили там разные бытовые вещи, запасы. , следили за ним. Моё радостное и счастливое состояние после праздника сохранялось целую неделю, о случившемся в школе я почти не думала, разве только по дороге обратно домой. А ещё день рождения мы праздновали целых два раза за неделю. Ещё одно тринадцатилетние я праздновала тринадцатого декабря. Радость растянулось от предпраздничного состояния до после праздничного. Потому что праздник с подружками я встречала в выходной субботний день, так как в будни все учились, кроме меня. Мне всегда родители разрешали не посещать школу в день рождения, разные праздники и события, касающиеся нашей семьи. И в этом плане, мои друзья мне всегда завидовали, им такие почести были не позволительны. Некоторые из подружек частенько говорили мне, что они хотели бы, чтобы моя мама была и их мамой тоже. Многие из родителей своих детей доверяли мне, не смотря на то, что мы были сверстниками. Гулять отпускали только со мной, и всегда ставили им меня в пример во всём. Я всегда себя чувствовала неловко, да и девочки чувствовали себя приниженными своими же родителями, и с возрастом и пониманием, подруг у меня становилось всё меньше и меньше. Я была настолько воспитана и правильна, что эта воспитанность и правильность переходила все рамки и границы воспитанности и правильности. Можно сказать, я была идеальным ребёнком. Даже, став старше, своим же подружкам делала замечания как взрослые, когда они со мной хотели поговорить на какие-то темы, о которых нельзя было разговаривать при взрослых. Это не то, о чём вы подумали! Наше поколение ещё не понимало этого в тринадцать лет, а если, кто и понимал, то никогда ни с кем об этом не разговаривал. Девочки любили говорить дурно о школе и каких-то нелюбимых предметах, перемывать кости другим подружкам, грубо отзываться об учителях и прочих, прочих разных вещах, которые окружала наша жизнь. Я же всегда старалась вести правильный взрослый разговор по этому поводу, как моя мама. И меня мои подружки называли слишком правильной и «мамой». Наверное, разговаривая со мной, я могла напомнить им их родителей. Но это не было плохим не для них, не для меня, ведь со мной могли делиться самыми сокровенными секретами, говорить о наболевшем. А я слушала, и всё всегда держала в строгой секретности, и доверия ко мне было хоть отбавляй! Своими секретами я делилась только с мамой и бабушкой, потому что лучшего хранителя этих секретов, а так же полезных советов, найти было нельзя!