Сергей Капков - В гостях у сказки Александра Роу

Георгий Францевич стал присматриваться к Марии Васильевне, захаживать в гости. И однажды сделал ей предложение. «Что вы, Георгий Францевич! – удивилась она. – Мне не нужны мужчины!» – «А я и не мужчина, я Баба Яга!» – отшутился Милляр. После долгих раздумий Мария Васильевна дала согласие. Ему было шестьдесят пять, ей – шестьдесят.

По традиции первый день съемок новой картины Роу отмечал бурным застольем. В 1969 году «Варвара-краса» началась со свадьбы. Молодожены не подозревали, какой сюрприз готовят им коллеги. На берегу Москвы-реки, где собралась вся съемочная группа, накрыли столы, Георгия Францевича и Марию Васильевну попросили занять места во главе. И началось!

Появились ряженые – деревенские детишки с цветами и ленточками, они пели, плясали и осыпали новобрачных поздравлениями. Актеры внесли огромный сундук, из которого принялись вынимать «все для дома»: решето, сито, полотенца маленькие и большие, две чашки, две ложки и ночной горшок. Смеялись и шутили до глубокой ночи. Так, неожиданно для себя, Мария Васильевна попала в мир киношников.

А потом начались будни. Милляр заставил жену бросить работу и возил ее с собой на все съемки. Если ехал один, Мария Васильевна собирала ему с собой узелок с толстым одеялом, сумку через плечо (как у кондуктора) и чемодан с табличкой «Милляр».

Его мама, прожившая почти девяносто лет, с нежностью и даже стеснением приняла Марию Васильевну в свою семью. А могилу отца, умершего, когда Юре было два с половиной года, супруги ездили навещать в Ялту ежегодно. Георгий Францевич нашел в своей душе место и для детей Марии Васильевны, став им и отцом, и другом.

Когда Милляр уезжал на творческие встречи в другие города, Мария Васильевна больше всего переживала, чтобы его не спаивали. Она просила Раю Рязанову контролировать старика. Недавно Раиса Ивановна рассказала такую историю: «На фестивале сказки во Фрунзе мы жили в соседних номерах. После праздничного парада решили отметить это дело в ресторане. И Георгий Францевич собрался – как всегда надел костюм, бабочку, лакированные туфли. Я захожу к нему и говорю: «Все, Милляр, день закончился!» Он даже растерялся: «Дочк, ну а как же?..» – «Никаких «как же»! Отдыхать! В койку», – снимаю с него пиджак, брюки, укладываю в постель и закрываю дверь снаружи. Потом зашла к себе в номер буквально на пять минут и направилась в ресторан. Прохожу мимо его комнаты и вдруг вижу полосу света под его дверью. Подхожу и понимаю, что дверь открыта. Я вхожу в комнату: стоит Милляр. На нем надето уже все, кроме брюк. Даже бабочка нацеплена. А на лице – испуг! «Это что такое?!» И вдруг он жалобно произносит: «Дочк, ну, сколько мне осталось-то?..» Ох, как сердце защемило! Я говорю: «Одевайся, пошли!» Вмиг собрался. Спускаемся в ресторан, а там все наши так обрадовались! Оказывается, хотели ко мне даже послов направлять, чтобы я Милляра отпустила».

Георгий Милляр прожил долгую жизнь. Несмотря на многие неосуществленные мечты, он был счастливым человеком. С ним невозможно было пройти по студии, потому что его останавливал каждый встречный – от уборщицы до директора. Его любили все. Он не дружил с чиновниками и партийными боссами, а общался с осветителями, гримерами и костюмерами, никогда не ходил на собрания и терпеть не мог заумные актерские беседы.

Режиссер Юрий Сорокин однажды сказал: «Я думаю, Милляр придумал себе масочку смешного человечка и носил ее всю жизнь, играя со всеми окружающими. Возможно, эта масочка и спасла его от репрессий в страшные годы…»

Многие пользовались его доверчивостью: не платили гонорары за выступления, не отдавали долги. Он так и не накопил ни на виллу, ни на машину, ни на личного шофера. Даже на памятник на свою же собственную могилу не отложил – это его не волновало. Почти в восемьдесят лет Милляр получил квартирку на 18-м этаже, в восемьдесят пять стал народным артистом России. Любил друзей. Любил жизнь.

Однажды к нему зашла соседская девочка познакомиться. Георгий Францевич показал ей целую стопку своих рисунков. Девочка пришла в восторг. «Возьми себе любой рисунок. Какой тебе понравился?» – поинтересовался старый актер. «А можно я возьму все?» – искренне спросила девочка. Он отдал ей все.

Алкоголь – средство примирения человека с действительностью. Когда он окончательно примирится, про него почему-то говорят, что он спился.

Акселераты – передовые юноши с задними мыслями.

Алфавит – предлог для составления словаря.

Б – актриса. Всего-навсего.

Богема – интеллигентная шпана.

Баланс – одна утренняя рюмка нужнее двух вечерних.

Брюки – лакировка действительности.

Валидол – аристократическая закуска к коньяку.

Вокруг кинематографа сплетни заменяют прессу, славу и рекламу.

Вундеркинд – насильно мал не будешь.

Г – Генеральный директор.

Гермафродит – он один и Дед Мороз и Снегурочка.

Дисциплинированный человек – сам себе вытрезвитель.

Единственная привилегия в старости – право на старомодную одежду.

Если шахматы – спорт, то как быть с преферансом?

Журналистика – тридцать сребреников на улице не валяются.

Интеллигенция – это страшнее, чем класс, ибо класс уничтожается, а интеллигенция остается.

Искусствовед – теоретик, научившийся различать музыку для планетария, для кафетерия, для крематория, и для этого он кончал консерваторию.

Й – третья буква.

Кино – дело, поставленное на среднюю ногу.

Корявый комплимент похож на поцелуй небритого человека.

Колесо истории никогда не поворачивает вспять. Либо буксует на месте, либо его волокут юзом вперед.

Лучше постареть , чем устареть.

Мемуары может писать всякий, у кого не очень трясется рука.

Многообразие жанров – каждый ларчик открывается просто, если не перепутать ключи.

Москва слезам не верит , но и шуток не понимает.

Музкомедия – оперетта, приведенная в скучный вид.

Невинность – причина для удивления жениха.

Обувь – не только одежда, но и средство для передвижения.

Одиночество – суррогат свободы.

Писатель – изобретатель человеческих душ.

Потеря юмора равна потере сознания.