Анна Ярошевская - Ирина Мирошниченко

Огни, зажигавшиеся над Москвой по вечерам, напоминали звезды, упавшие на землю. Они манили своим светом в неизвестность, завораживая приезжих провинциалов, которых всегда хватало в столице. Ирина тоже чувствовала себя чужой на этот раз в этом городе. Лежа на кровати в больнице, куда ее срочно привезли из Будапешта, актриса слушала тишину, одетую в черное пальто. Женщине хотелось укутаться этой тишиной, спрятаться в ней и заснуть, чтобы не чувствовать боли. Таблетки не всегда помогали и иногда, словно страшные щупальца, острые как сотни иголок, хватали ее тело, пронзая насквозь. Ирина терпела, а когда не могла терпеть, тихо плакала, чтобы никто не видел.

Но от врачей и журналистов не могли ускользнуть ее страдания, отражавшиеся на осунувшемся за несколько недель лице.

Во время утреннего обхода врач, который наблюдал за ее состоянием, снова приступил к уговорам:

– Ирина Петровна, вам необходима операция на позвоночник, – в его глазах читалась твердая уверенность в том, что он говорит.

– Я не могу лечь на операцию, мне нужно играть.

– Но ведь вы даже ходить не можете, как же…, – и врач осекался, натыкаясь, как на железобетонную стену, непроницаемый и упрямый взгляд Ирины.

– Поймите, операция даст небольшой шанс на то, что вы хотя бы не потеряете ногу, – как только Мирошниченко услышала эти слова, ее руки задрожали, в горле встал ком от готовых вырваться из глубины души слез, которые были ничем иным, как льдом отчаянья, растаявшим окончательно от обжигающих слов врача.

– Что это значит?

– Мы можем сохранить вам обе ноги, но при этом ходить вы вряд ли когда-либо сможете, – голос говорившего мужчины дрогнул на последних словах. Ирина, словно сумасшедшая, смотрела на него, а потом закричала так громко, что врач вздрогнул:

– Уходите отсюда, я не хочу никого видеть!

Шок, как штормовая волна на море, накрыл ее с головой. Она тонула в собственных слезах и одиночестве. Мысли страшным вихрем проносились в голове, одна мрачнее другой. Ирине казалась, что все кончается, вот так вот – неожиданно и несправедливо.

Мирошниченко навещала старенькая мама, держала дочь за руку, утешала. Однажды Ирина призналась ей:

– Мама, я не хочу больше жить, я так устала.

– Что ты такое говоришь? – Екатерина Антоновна боялась таких желаний Ирины, – Все наладится, слышишь!

– Когда наладится? Как наладится? Хватит меня обманывать! – актриса переходила на крик, ударяя по материнскому сердцу своими словами, как молотком, безжалостно и усердно.

– Врачи сделают тебе операцию.

Ирина не дала продолжить фразу, договаривая за нее:

– А как же нога, которая усыхает? Кому я буду нужна без ног?

Екатерина Антоновна молчала, не в силах больше сопротивляться агрессивности Ирины. Уходя, она обернулась к рыдающей дочери и сказала только одно:

– Не опускай руки. И хватит себя жалеть.

Мама уходила, а Мирошниченко снова оставалась одна. Актрису душила обида на то, что самый близкий человек не способен ее понять. Да она и сама себя не могла понять, честно говоря. Лежа долгими ночами без сна, Ирина спрашивала себя о том, что же с ней случилось? Срывается, кричит, не хочет слушать врачей. Ведь они хотят ей помочь. Может быть, и на этот раз нужно покориться судьбе? От нее не уйти и поэтому Мирошниченко завтра подпишет согласие на операцию, и будь что будет.

Но подписывать Ирине ничего не пришлось. Как спасительный знак, который вселил в актрису надежду, в больнице раздался звонок главного редактора мадьярского телевидения Анны Белец:

– Ирина, главное доберись до Будапешта, мы поставим тебя на ноги! – голос Анны был сродни волшебству, о котором актриса даже не могла мечтать.

– Выезжаю прямо завтра, – с воодушевлением в голосе сообщила актриса.

Окрыленная неожиданной надеждой, взошедшей как солнце над горизонтом, Ирина начала собираться в дорогу. Занятая этими хлопотами, она снова была похожа на саму себя: активную, деятельную. Командуя сборами, актриса попросила принести ей корсет со спектакля «Чайка», в котором она играла Машу. Туго затянувшись в него для поддержки спины, Ирина самолетом добралась до Будапешта.

Холодный ветер, выпрашивал, словно воришка, света у солнца, которое пряталось за молочно-серыми облаками. Но Ирине не мешал этот ветер, наоборот, бодрил. Ее везли на машине скорой помощи в старейший госпиталь, находившийся вблизи термальных источников. Мирошниченко много слышала об их целительном воздействии на организм от знакомых, бывавших в этих местах. Ей рассказывали, что температура воды в термальных источниках Будапешта может доходить почти до 80 градусов. Ей казалось невероятным, что она сможет выдержать такую температуру.

Актриса выдержала все три месяца лечения. Палата, в которую ей поместили, была обустроена с комфортом по высшему разряду. С утра Ирине приходила делать уколы молоденькая приятная медсестра, с которой постепенно они начали засиживаться часами, разговаривая о самых разных событиях жизни. От нее актриса узнала, например, историю происхождения названия «Будапешт». Оказывается, столица Венгрии, образованная в 1873 году, обрела свое имя путем слияния таких городов как Пешт, Буда и Обуда, только первый город располагался на левом берегу Дуная, а другие два – на правом. Медсестре нравилась заинтересованность этой красивой, величественной женщины, и она дополняла их беседы интересными фактами. В один из дней девушка засиделась у актрисы в палате до позднего вечера и уже прощалась, говоря, что ей нужно успеть на последний троллейбус.

– А ты знаешь, я тоже могу тебе кое-что рассказать интересное, – загадочно улыбнувшись, сказала Мирошниченко, – про троллейбусы.

– Звучит интригующе! – девушка присела на край кровати, забыв про то, что собиралась домой.

– Я заметила, что в Будапеште нумерация абсолютно всех троллейбусов – не ниже 70, то есть нельзя встретить троллейбус, скажем, с номером 65.

Медсестра рассмеялась: – Представьте себе, за все эти годы, что живу здесь, тоже успела подметить эту особенность.

– Так это все, как я прочла потом в путеводителе, оказывается, в честь Сталина. Так совпало, что его 70-летний юбилей пришелся на 1949 год, в который впервые по Будапешту пустили троллейбус. Поэтому и дали первопроходцу номер 70. Знаешь, я была удивлена, столько интересного можно найти в простых и незаметных вещах.

Девушка, выслушав, сказала на прощание:

– Вот доживете до 70-летия, и в вашу честь что-нибудь тоже назовут.

– О, за это время много что изменится, да и не известно, встречу ли я такой юбилей.

– Встретите, – подбадривала собеседница, – главное – сейчас выздоравливайте!