Анна Андриенко - Неизвестный Александр Беляев

Г-жа Милова – обладательница красивого сопрано с большим диапазоном. Тембр приятный – когда артистка поет полным голосом, – как-то тускнеет на piano… Большой голос г-на Борисова не отличается красотой тембра, но по своей мощи как нельзя лучше подходит к таким партиям, как Скарпиа. Игру г. Борисов разнообразит мало. Скарпиа – вчерашний Троекуров. Оба хороши, но слишком похожи.

Во вчерашней рецензии – досадная, опечатка. О г-не Чукасове следует читать: «партия Дубровского выходит из пределов его темперамента и голосовых средств. В Дубровском чувствовался Ленский». Заметка же о создании «цельного типа» относится к г. Борисову.

« Смоленский вестник». – Смоленск. – 1910. – № 109. – C.2

«Евгений Онегин» – во всех отношениях удачный спектакль.

Г. Горленко на сцене держится хорошо, но не достаточно «по-oнегински» самоуверенно. Это, конечно, придет само собою. У г. Горленко все данные быть одним из лучших Онегиных: великолепный мягкий баритон, не очень сильный, но чистый и звучный, большое художественное чутье и музыкальность, благодарная внешность.

Гукасов был на месте в роли Ленскаго. У г. Гукасова недурные тенор, но не сильный, – я назвал бы «камерный»: для небольшого здания с хорошей акустикой. В театре же Лопатинского сада ему приходится форсировать, что очень портит, вообще приятный теперь его голоса. Страдает немного дикция, что особенно заметно в речитативах, но это уж область «школы», которая, кажется, не мало повредила его симпатичному голосу: рот, напр. неправильно резонирует звук, чем парализуется и сила голоса, и мягкость тембра.

Очень хороша г-жа Негина в партии Татьяны. Артистка чувствовала себя гораздо самоувереннее, чем в роли «Тоски», голос звучал свободно, красиво и чисто. Симпатичный голосок у г-жи Ковельковой. Небольшим, но приятным тенором обладает г. Львов. Хорош был и хор. Публики, к сожалению, было не много.

Трудно опере бороться с соединенными силами мужских, и женских чемпионатов Mipa…

« Смоленский вестник». – Смоленск. – 1910. – № 110. – С.2

Л. Андреев «Анатема», МХТ. В заглавной роли В.Качалов

Два «адских жителя» почти одновременно вошли на подмостки русского театра: «Сатана» и «Анафема». «Порождения ада» с внешней стороны так была похожа друг на друга, что в литературном мире поднялись толки о «позаимствовании». Но кто у кого? «Сатана» появился раньше «Анафемы». А что бы Андреев позаимствовал у Гордина – предположение это казалось нелепым. Так вопрос и остался нерешенным.

«Анафема» был скоро изгнан. «Сатана» уцелел. Хотя и ему пришлось не сладко: на него обрушилась критика. Пролог в небесах, вековечные вопросы добра, колоссальная фигура «Сатаны», библейская тема, нечто от Иова многострадального, нечто от Гете, – и вдруг такая незначительная литературная величина – Гордин! «Высоко ты забираешься». Так говорила критика… Пролог действительно не по плечу Гордину. Вместо философии, дешевая риторика. Но если взять пьесу Гордина без этого «мирового» масштаба, она – недурна. Написана сценично, со знанием быта, характеры персонажей очерчены выпукло, – вообще смотрится с интересом. Последнее зависит, как впрочем, и всегда не только от автора, но и от постановки. А постановка Басманова хороша.

Г. Аркадьев ярко передал все перипетии Гершеле Дубровнера, всю его душевную эволюцию от святости к падению и от падения к возрождению. Г-н Шульга – «представительный» Сатана. Роль ведет уверенно и производит впечатление. Я думаю, можно только сгладить одну мимическую черточку: характерное «анафемское» «открывание» рта: вместе с высоко приподнятыми бровями, в этот момент лицо теряет присущую Сатане «значительность», приобретая комический оттенок.

Но что за племянницы у Гершеле Дубровнера!

Кипеню – Мошкова. В начале ребенок, такой живой, веселый, жизнерадостный. Избыток жизни, кажется, бьет через край. А потом сразу – постаревшая, убитая горем женщина. Этот перелом очень хорошо передан артисткой и рядом с Ципеней, – Фрейденю, г-жа Шиловская, светлая, впечатлительная и поэтичная, Г-жа Шиловская создала удивительно красивый образ. Необходимо отметить также г. Донского (Лейзер). Этот дряхлый старик, с голубиным сердцем, невольно возбуждает симпатию. Столько чувства, столько правды, чуть-чуть комизма и ни капли шаржу.

Смоленский вестник. – Смоленск. – 1910. – № 145. – (6.7). – С.3

Г-н Юшкевич веселый человек. Неподдельный юмор сквозит в его пьесах, Но он немножко стыдится своего юмора, он хочет быть «идейным» драматургом и это ему не удается. В его пьесах, хотя бы в гомеопатической дозе, непременно должен фигурировать сионизм, в сотом «стереотипном» издании он непременно преподнесет разлад между отцами и детьми. Теперь «Комедия брака». Разумеется, ничего нового не только в разрешении, но и в освещении поставленных вопросов он не дает. М-м Гольдман живет с г-м Бриком, г-н Гольдман с Дорой Розен, м-м Шепелевич с г-м Вольфом, а г-н Вольф с г-жою Майер. некоторые мужья, живя с чужими женами, считают свою выше подозрений, а потом у них «открываются глаза». Вот и вся «трактовка вопроса». Грешит автор и как драматург. В его пьесе нет строго развивающегося действия, это лишь ряд картин. 2-е действие, например, можно было бы выпустить совершенно без ущерба для цельности пьесы; но само по себе, как маленький юмористический рассказик на тему – «в приемной модного доктора по женским болезням», – оно занятно. Так и вся пьеса: «идея», «тенденция» для автора лишь канва, по которой он рисует занятный узор быта еврейской буржуазии. И здесь он проявляет такое знание, такую тонкую наблюдательность, столько непреложной правды, хотя и преломленной сквозь призму его юмора – что его пьесы приобретают интерес и смысл помимо тех «идеек», которые автор «втискивает» как мертвые, искусственные цветы в живой букет выведенных им типов. Здесь его пьесы выходят не только за узкие пределы «темы», но и за пределы еврейского быта. Недаром его «короли», его Розены перестают себя чувствовать евреями. Уже не два еврея стоят друг против друга, не Янкелевич против Гольдмана, а только бедняк против плутократа.

У г. Басманова пьеса идет с большим ансамблем. Говоря о пьесе, вообще, мне хочется отметить только одну черту: еврейское тонированье. Играя пьесы из еврейского быта, артисты берут на себя трудную за дачу: с одной стороны «еврейским» тонированьем передать расовый характер пьесы, а с другой не впасть в шарж. Мне кажется, артисты временами впадали в эту невольную ошибку, особенно заметную там, где пьеса выходила за пределы еврейского быта, приобретая вне бытовой общечеловеческий характер.