Елена Булганова - Навия. Проклятие

– А теперь пей! – распорядился он, стекая по запястью. – Живо! Я не собираюсь оставаться один в таком странном месте.

Годиму ничего не оставалось, кроме как поднести лужицу воды к лицу. Он, правда, не пил, но смочил щеки и лоб, и сразу стало легче дышать и говорить.

– Так что ты видел? – жадно спросил он у друга.

– Видел варгану этой речки, – сообщил тот. – Это она кидается камнями. Она стояла по грудь в воде, хохотала и отбирала все новые камни, взвешивала на ладони и складывала горкой. Я пытался поговорить с ней, но она даже не заметила меня и не услышала мой голос.

– Что же нам теперь делать? – сам себя спросил Годим, озираясь. Река была повсюду, насколько хватало взгляда, а за его спиной так же тянулась стена, за которой стояла Тьма. – Думаю, все же попробую приблизиться к ней.

На этот раз Годим двигался не по прямой, а перебегал от одной каменной груды к другой. Правда, около очередной пирамиды его ждало страшное открытие – из камней торчала иссохшая рука, получеловеческая, полудревесная. Похоже, эта варгана не щадила даже своих сродников. После этого мальчик старался не приближаться к нагромождениям камней. Еще он заметил, что большие камни, способные разом его убить, падали рядом, тогда как мелкие обломки попадали то в живот, то в ноги, то в плечи. Значит, речная варгана была достаточно меткой, но пока не желала его смерти. Немного приободрившись, он продолжил свой путь и вскоре оказался на берегу без всякой защиты.

Вот тогда-то и он увидел ее: полупрозрачная женщина с прекрасным и недобрым лицом, с волосами-водопадом и одеждой, расцвеченной сотней маленьких радуг. Теперь она подошла почти к самому берегу и стояла по пояс в воде, сложив руки на груди и внимательно оглядывая мальчика.

– Так-так. – Опять чужой голос зазвучал внутри головы Годима. – Человек! Да что там, ребенок! Неужели варганы снова взялись за старое и начали подсылать сюда детей? Думают разжалобить Праматерь и уговорить ее вернуться к ним и к людям. И это после того, как люди с Ней обошлись? Не бывать этому! Я для того тут и теку, чтобы не дать незнамо кому докучать Праматери!

Она энергично наклонилась за новым камнем. Годим обернулся и понял, что добежать до укрытия уже не успеет. Он сунул руку в карман и достал Румка. Если сейчас ему конец, пусть хоть тот попытается выжить. Сжать друга в кулаке уже не удалось, уж больно он подрос, и ручеек испуганно запищал, увидев происходящее.

Едва ли варгана могла его услышать, но камень не метнула, а перебросила с ладони на ладонь и заговорила, словно бы сама с собой:

– Конечно, дорогая Праматерь много раз меня просила: «Самбатион, не будь так жестока, не убивай тех, кто идет ко мне!» В последний раз голос ее звучал так печально, что я пообещала – да что там, поклялась! – не убивать. Но я сказала ей: «Праматерь, если я не буду начеку, к тебе повалят толпы. Позволь мне хотя бы брать плату за проход, такую, что не каждому под силу». И она ответила: «Хорошо, Самбатион, делай, как считаешь нужным». Я попробовала, и это оказалось очень забавным, интереснее, чем просто убивать. Ну давай, признавайся, чем можешь расплатиться со мной?

– У меня ничего нет, – испуганно произнес Годим, поскорее пряча Румка под рубашку.

– Маленький глупец! Меня не интересует то, что на тебе надето или у тебя в руках! Ты должен отдать мне навсегда то, чем очень дорожишь. Например, свою храбрость, если таковая имеется. Или дружбу, или сердечную привязанность. Или свою память, на худой конец. Ты понял?

– Я понял, – кивнул Годим. – Послушайте, госпожа варгана, у меня есть особые дары. Они пока не пробудились во мне, но даны мне от рождения. Вы можете их…

Поток воды окатил его, сбил с ног, ударил о каменистый берег. Когда мальчик с трудом встал на ноги и снова смог дышать, то увидел варгану совсем близко. Лицо ее горело яростью.

– Обмануть меня хотел? – прорычала она. – Думаешь, я не прочитаю в твоей голове, что ты только и мечтаешь от этих даров избавиться?! Так и хочется забыть свое обещание Праматери. Но нет, она снова огорчится. Ладно, даю тебе последний шанс предложить хорошую плату.

– Мое пение, мой голос, – обреченно прошептал мальчик.

Варгана задумалась, пожала плечами. Потом заговорила, явно колеблясь:

– Не знаю, не знаю. Вроде как тебе в самом деле очень жаль расставаться со своим даром пения. С другой стороны, ты еще ребенок, а ребенку и старую игрушку потерять бывает обидно до слез. Не окажусь ли я в дурах, если возьму у тебя то, без чего спокойно живут все остальные? Пожалуй… нет.

– Тогда возьмите плату сами, – устало проговорил Годим.

– Ого, забавный поворот, – обрадовалась и даже подпрыгнула над водой варгана. – Такого мне еще никто не предлагал. А ведь это может оказаться интересным. Пожалуй, выберу сама и тебе не скажу. Интересно, как скоро ты обнаружишь, чего лишился. Иди!

– Можно идти? – ушам своим не поверил мальчик.

– Конечно. Плата взята. Когда увидишь Праматерь, не забудь сказать ей, что варгана по имени Самбатион была с тобой очень мила и любезна.

И Годим побежал, прыгая с камня на камень. Сейчас он даже не думал о том, что мог потерять, – слишком был измучен и слаб от голода. Вот и противоположный берег. Мальчик пробился сквозь густую траву на берегу и почти ослеп второй раз за этот бесконечный день: таким ярким и чистым показалось все кругом. Даже его, пришедшего из вечно цветущего мира Навии, ошеломило буйство запахов, красок, цветов. Вдруг он ощутил, как Румк снова бьется у него под рубахой, да с такой силой, будто сошел с ума, и поспешил его достать. Вид у ручейка и впрямь был безумный, он озирался и шептал:

– Где она? Где?

– Кто?

– Я чувствую ее. Она совсем рядом. Мы нашли ее, нашли! Нашу Праматерь. Прадерево.

Мучительно потянулось время. Пока солнце карабкалось по небу к зениту, мы сидели у тлеющего костра, взявшись за руки, и призрачная морда Вука дополнительно грела мне колени. Потом поиграли с ним немного на опушке, погоняли наперегонки. Доели бутерброды всухомятку, погуляли, а тут уже и время обеда. Костер без колебаний выдал мне все, что было заказано. А после я решила, что хорошо бы проспать хоть пару часов ожидания, отправилась в домик и прилегла на кровать. Крепко обняла подушку, гадая, когда Орлик последний раз на ней спал. Задремала, но скоро проснулась, – слишком много мыслей теснилось в голове.

Больше всего я думала о Параклее, о нашей грядущей встрече. Дочка, конечно, появится здесь, но не для того ли только, чтобы снять с себя заклятие и умчаться прочь, в нормальную жизнь? Я спрашивала себя, виновата ли перед ней, но не находила своей вины. Я любила свою дочь больше всего на свете и не покинула бы ее даже в том случае, если бы Гамелех сам отпустил меня с Орликом. Нас могла бы разлучить – и разлучила – только смерть.