Алла Вологжанина - Кофейная ведьма

Эти пальцы-косточки шевелились. «Будто жили собственной жизнью», было бы написано в книге. Если бы это была книга, а не чертова реальность. Хоть и кофейная.

Сейчас кофейные потоки казались не потоками, а струнами. И костяные пальцы перебирали их чутко, но спокойно.

Сейчас крылато-скелетистый мыкарь был музыкантом. В своем праве – играть свою музыку.

Сашка действительно услышала, как потоки-струны отзываются на перебор тревожной и манящей мелодией. Услышала не ушами, а каждой клеточкой тела, порой кожи, волоском… даже белым фарфоровым хвостиком. И каждая клеточка ее фарфорового, но, несомненно, живого тела потянулась к источнику неслышимой, но тоже, вне всякого сомнения, реальной мелодии. Как бабочка на огонь. Не в силах противостоять притягательности смер…

Опомнись! Приказала Сашка сама себе. Опомнись и спасайся! Если Лиза вот прямо сейчас не бродит по коридорам, то феи ее не найдут. И помощи не будет. А если найдут, то как бы еще хуже не стало.

Смысла бежать, наверное, не было. Но очень хотелось. Сашка не рванула с воплями куда глаза глядят только потому, что коленки подозрительно обмякли. А ниже них ноги словно водой наполнились – не передвинешь толком. Сашка услышала всхлип и поняла, что это был ее собственный. Позорный, трусливый, сдавленный всхлип. Спроси ее кто-нибудь, почему ей стало настолько страшно, вряд ли смогла бы ответить. Наверное, осознала не только и не столько неотвратимость присутствия мыкаря, сколько неотвратимость смерти, которую он нес, в которую он заманивал. Сашка ощутила это каждой каплей крови, давно почерневшей от кофе. Перед ней стояла сама ведьмова смерть.

Смотреть на Серого в таком обличье Саше оказалось не по зубам. Ну, или не по глазам… Она зажмурилась. Веяния вспыхнули вокруг нее. Звезды, кубы, многогранники… и все они подчинялись неслышимой музыке. Влекомые кофейными потоками, веяния чуть-чуть отклонялись от своего обычного курса в сторону мыкаря. Маяком среди взволновавшегося кофейного моря скелет человекоптицы сиял белым, ярче любого веяния. Какая разница, подняты твои веки или опущены? Нельзя перестать видеть смерть, всего лишь закрыв глаза. Даже если нутром чуешь, что сегодня ведьмова смерть – не твоя.

– Открой глаза, Саша, – прозвучал новый голос. Вернее, он только на первых звуках показался новым. Своего имени в данном исполнении Сашка не слышала, но другие слова и фразы – да, совершенно точно. Вот только где и когда? А обладательница голоса обратилась к мыкарю грустно и с укоризной: – Зачем ты пугаешь девочку?..

И замялась, словно споткнувшись об имя «Серый».

– Никто тут не мучается кроме меня, – неожиданно сварливо, с настоящим птичьим приклекотом отозвался тот. – Даже ты…

– Ой ли? – Теперь в грустном голосе прошелестела легкая насмешка, тоже совсем невеселая, усталая какая-то. Сашка замотала головой. Чертовы веки прямо разлипаться не хотели. К волевому усилию поднять их пришлось добавить еще одно – чисто физическое.

Тонкая, стеклянно-прозрачная фигура принадлежала взрослой женщине. Высокой – покрупнее Саши, но помельче Мыкаря. Другой информации эта живая статуэтка не предоставляла. Только тусклый свет кофейных коридоров поигрывал на ее гранях – именно гранях, не изгибах и не округлостях.

– Будто сама не знаешь. – Серый ненадолго растерял свою жуткость и грозность, Сашка готова была поклясться, что «во плоти» он бы наморщил нос, как мелкий пацаненок, и даже шмыгнул бы. Но тут – не тут-то было. – Будто для меня есть разница, тебя или себя я выкину в Небытие.

– О, для меня есть. – По звуку голоса Саша поняла, что у стеклянной женщины дрожат губы. – Хотя бы потому, что я-то прекрасно знаю, кого …

– Прости… нет на то моей воли, – выдавил мыкарь. Здесь, в коридорах, ни у кого не было лица, не было и выражения лица. Поэтому голоса говорили куда больше, чем в обыденной реальности. И голос мыкаря сейчас был голосом плачущего человека. – Пришел тот миг, когда мое право сильнее моей воли. Я не хочу забирать твою жизнь, ведьма. Но ты слишком долго играла на одной стороне. Ты нарушила баланс. И я пришел за тобой.

– И ее притащил, – стеклянная кивнула на Сашку. – Зачем? Зачем девочке смотреть на это? Думаешь, заставишь ее балансировать? Толкать людей сегодня к жизни, завтра к смерти? Не выйдет, милый. Не выйдет. Не так мы выбираем, на чьей стороне играть. Ну… думаю, плакать бесполезно. Взывать. Напоминать, как долго я была… с тобой. В твоих поисках…

И тут до Сашки махом, залпом, ведром воды на голову дошло, что же тут происходит.

– В поисках! – Она услышала свой почти что крик. – В поисках! Ну конечно! Это были вы. У меня… да вчера же. Я вам гадала! А потом… Но как? Я не знала… Но я же наврала насчет поиска! Вернее, не наврала, потому что все чего-то ищут. И долгая жизнь…

– Тоже наврала, – снисходительно кивнула стеклянная. Она казалась расслабившейся и смирившейся. Наверное, чувствовала то же, что Саша, минуту назад. Смягчившиеся колени, оводяневшие и отяжелевшие ноги. – Но это не твоя вина. Я просто хотела понять, ведьма ли ты. И поняла. Вчера – нет. Сегодня – да. Инициация. Как она произошла?

– Это я, – сквозь зубы ответил мыкарь. – Мне на секунду показалось, что она – тот, кого мы ищем. Беглец из Небытия. Я ошибся. И напугал ее. Она полыхнула эмоциями, и вот из потенциальной ведьмы стала реальной.

– А значит, однажды ты придешь и за ней, – стеклянная усмехнулась. – Я бы, пожалуй, посмотрела. Но не выйдет.

– Что это значит? – Сашка давным-давно поняла, что это значит. Просто тупо, иррационально, безосновательно надеялась: вдруг сейчас скажут, что поняла она неправильно.

– Я заберу ее жизнь. – Мыкарь кивнул на стеклянную женщину. – Здесь и сейчас. Я настолько в своем праве, Саша, что нет сил держаться и тянуть дольше, чем я уже затянул. А ты смотри. Смотри и осознавай. Однажды так будет и с тобой, если ты не найдешь в себе сил противиться самой себе.

– Не смей! Урод, скотина!!! – Сашка почувствовала, что ноги ее обрели прежнюю легкость и небывалую прежде прыть. Она забыла про ужас, внушаемый мыкарем. Спринтерским рывком преодолела небольшое, разделявшее их расстояние и кинулась на него с кулаками: – Отвали от нее! – На кости человекоптицы посыпался град ударов. Сашка чуть не взвыла от ощущения собственной слабосильности и заорала, обращаясь уже к стеклянной: – Что стоишь? Убегай! Убирайся! ПРО-О-ОЧЬ!

Что в это время происходило в Сашиной голове, она бы в жизни не описала. Да и не понимала. Просто что-то такое, горячее и крошечное, искрой взвилось в поднебесье ее разума и взорвалось там салютом… ядерным взрывом. И она могла только орать и бесполезно бить стеной стоявшего перед ней мыкаря. Потому что так нельзя! Это было, черт побери, неправильно!